— Парк Памяти был назван так в честь гражданской войны. Там стояла статуя, но ее снесло ураганом в 40-х годах. У мэрии тогда не хватало средств на ее восстановление, и решили оставить здесь купальню для птиц. Большую каменную купальню…
Ребята слушали, не перебивая. Стэн с видимым усилием сглотнул.
— Я изучаю птиц — вы ведь знаете. У меня есть альбом-определитель, цейсовский бинокль… — он взглянул на Эдди. — Дай, пожалуйста, аспирин.
Эдди протянул ему пузырек. Стэн извлек пару таблеток, подумал и взял еще одну. Вернув пузырек, он проглотил таблетки, поморщился и начал рассказ…
10
Это случилось в дождливый апрельский вечер пару месяцев назад. Облачившись в дождевик и упаковав бинокль и определитель в непромокаемую сумку-мешок на резинке, Стэн отправился в парк Памяти. Обычно они выходили вместе с отцом, но на этот раз отец «зашивался» с работой и предупредил об этом Стэнли по телефону.
Один из клиентов отца — тоже любитель-орнитолог — заикнулся как-то, что видел у купальни парка самца кардинала —
Стэн согласился. Мать наказала ему не выходить на улицу без плаща, но мальчик надел бы его так или иначе. Он, как правило, одевался по погоде — будь это весна, осень или зима.
Полтора километра к парку его сопровождал мелкий дождик — даже не изморось, нет — скорее это было похоже на дымку, сочившуюся влагой. Как ни странно, Стэну это не действовало на нервы. Наоборот, в воздухе была какая-то волнующая свежесть, и это — несмотря на остатки снега, рыхлого, осевшего местами в кустарнике и кронах деревьев как ворох грязных подушек. Ветки ильмов, кленов, дубов на фоне свинцово-серого неба казались Стэну неестественно разбухшими. Через пару недель на них лопнут первые почки и распустится слабая зелень.
На подходе к парку он для скорости срезал угол. Слева показалась водонапорная башня. Он мельком взглянул в ее сторону: башня не представляла для него интереса.
Прямоугольник парка был разбит на склоне холма. Трава в летнее время тщательно подстригалась, и клумбы содержались в образцовом порядке. Игровых площадок здесь не было — парк не предназначался для детских игр.
В конце парка уклон превращался в крутой обрыв перед Канзас-стрит и Барренс. Купальня располагалась на плоском участке. Ее каменное блюдце, бывшее когда-то постаментом для статуи солдата, как говорил Стэну отец, казалось совершенно необъятным.
— Мне это больше нравится как птичья купальня, папа, — заявил как-то Стэн.
Мистер Урис взъерошил сыну волосы.
— Мне тоже. Уж лучше вода, чем кровь.
На вершине пьедестала было выгравировано изречение. Стэнли мог прочесть его, но не понимал: мальчик знал латынь лишь в пределах своего определителя.
Присев на скамейку, Стэн раскрыл определитель на странице с кардиналом, повторяя про себя его отличительные особенности. Самца вообще-то трудно спутать: не слишком крупный и с огненно-красным оперением. Но у мальчика тщательность вошла в привычку, и потому минуты три он продолжал изучать картинку до тонкостей (страницы успели слегка покоробиться от влаги), пока не решил убрать книжку в мешок. Оттуда он извлек бинокль.
Необходимости в регулировке не было: в прошлый раз он сидел на той же самой скамейке. Дотошный, въедливый, он мог не менять позицию сколь угодно долго. Была цель, и все остальное, может быть, и не менее интересное, отходило на второй план. Стэн занял позицию, и изморось на его дождевике группировалась в массивные капли.