ОНО

«Нет, конечно же, она не для мастерских, — думал Роган про себя (по крайней мере тогда). — Ничего легковесного, никаких сниженных цен и идиотских экспозиций где-то на задворках между принадлежностями для наркоманов и расхожими майками с названиями рок-групп. Эту ерунду оставим скороспелкам».

Он успел многое узнать о Беверли, прежде чем она догадалась, что интересует его. А именно это ему и было нужно. Всю жизнь он искал нечто наподобие Беверли Марш и когда нашел — развил поистине скорость льва, преследующего антилопу. По ее внешнему виду, однако, нельзя было с ходу раскусить ее уязвимость — Беверли представала пышной, но удивительно тонкой и ладно скроенной женщиной. И хотя, наверное, бывали бедра и пошире, но уж попка была что надо, а от грудей Бев Том просто глаз не мог оторвать. Том Роган был завзятым ценителем женской груди. При этом он предпочитал высоких девушек, а у них, как правило, груди были практически неприметны. Девушки носили тонкие блузки, и просвечивавшие сквозь ткань соски доводили Тома до белого каления. Однако когда блузки стаскивались, обнаруживалось, что ничего привлекательного в этих сосках нет; более того, они напоминают набалдашники на чертежном бюро. «Пара горстей песка», — говаривал его товарищ по комнате в колледже. Убедившись в его гомосексуальных наклонностях, Том стал избегать его…

Ну а Беверли смотрелась прекрасно — взрывоопасное тело и пышная копна вьющихся рыжих волос. И все же она была всего лишь слабой женщиной…

Слабой, несмотря ни на что. Тому казалось, что она излучает радиосигналы, которые может принять только он. Бросалось в глаза, как много она курит (и впоследствии он почти излечил ее от этого), как беспокойны ее глаза, редко встречавшиеся с глазами партнера по беседе (они только касались и тут же отпрыгивали в сторону), как она потирает локти, нервничая, как безжалостно коротко подстрижены ногти на в общем-то ухоженных руках. При первой их встрече именно на это сразу обратил внимание Том. Она подняла бокал с белым вином, он посмотрел на ее ногти и подумал: «Грызет она их, что ли?»

Львы не люди, им некогда размышлять — достаточно видеть. И когда антилопы пыльной тропинкой бегут от водопоя, львы просто наблюдают, кто не вписывается — по причине хромоты, медлительности или же просто притупления бдительности. Бывает и такое, что сразу несколько антилоп (как, собственно, и несколько женщин) хотят оказаться пойманными.

Посторонний звук отвлек Тома от размышлений: она зажгла спичку и закурила.

Опять накатила тупая злоба. По желудку растекалось что-то неприятно горячее. Курит. Она курит. После того, как прошла специальную подготовку по этому предмету у Тома Рогана. Значит, снова взялась. Плохо усваивает. Ну что же, тем лучше: учитель из него неплохой.

— Да, — тем временем говорила она. — Угу. Хорошо. Да… — вот она замолчала, вслушиваясь, и вдруг издала натянутый смешок с хрипотцой; этого Том раньше не замечал. — Значит, попрошу тебя вот о чем: во-первых, сними мне комнату, во-вторых, молись за меня. Да. Окэй… Угу… я тоже. Спокойной ночи.

Когда вошел Том, она клала трубку на рычаг, предупреждая таким образом его намерение заставить ее сделать это СРАЗУ ЖЕ. Но взглянув на нее, он решил промолчать. Он видел ее в таком или похожем состоянии и раньше, но не более двух-трех раз. Однажды перед их первым большим показом, еще раз перед первой частной презентацией для государственных заказчиков, и еще раз в Нью-Йорке перед приездом на Международную Комиссию по дизайну.

Беверли меряла спальню крупными шагами с прилипшей к телу белой кружевной ночнушкой и зажатой в зубах сигаретой (Бог свидетель, как же он ненавидел жену в эти моменты: она походила на шлюху), оставляя за собой тонкий шлейф дыма подобно тепловозной трубе.

Остановило Тома именно выражение ее лица, заморозившее в его глотке готовую сорваться с губ ругань. Сердце Тома вновь сбилось с ритма, и он вздрогнул, убеждая себя, что это не от испуга, а от неожиданности обнаружить ее в таком состоянии.

Беверли была из разряда женщин, работающих на износ. Те три случая, что смог припомнить Том, касались ее карьеры, и тогда она представала совершенно другой — не той, которую он хорошо знал. Этой другой было совершенно насрать на излучаемые им волны раздражения и тупой злобы. Эта другая Беверли в стрессовых ситуациях становилась решительной без всяких признаков уязвимости и непредсказуемо бесстрашной.

На щеках жены играл румянец. Взгляд широко раскрытых глаз метал искры, сна не было ни в одном глазу. Волосы вздымались и рассыпались по плечам. А… что это она делает? Да нет, вы только посмотрите, что она творит! Она же… достает из стенного шкафа чемодан. Чемодан? О Боже, ну конечно…

«Закажи мне комнату и молись…»