Наступили самые прекрасные дни в его жизни, полные волнения и подъема, нетерпеливых и сладостных ожиданий.
– Люблю запах костра… Чем-то он мне напоминает Бунина. Или чеховский «Вишневый сад»…
– Почему именно «Вишневый сад»?
– Не знаю… – Валерия задумалась. – Наверное, потому, что в бабушкином саду осенью всегда пахло дымом вишневых поленьев. У нас вдоль забора росли огромные старые вишни, много веток приходилось обрезать, потом их сжигали в костре…
– Скучаешь по саду своего детства?
– Нет, – легко ответила Валерия. И это было правдой. Она вспоминала дни своей юности без тоски и желания вернуться туда, снова стать беззаботной. – Я скучаю по работе. Мне пришлось уволиться.
Валерия жила в Москве, преподавала английский в университете. Но основной ее заработок составляли переводы. Здесь, у Никиты, где она чувствовала себя в безопасности после ужасных событий, перевернувших всю ее налаженную жизнь, она предавалась отдыху и лени, чего раньше не позволяла себе.
У нее был грустный и сложный роман с Женей Ковалевским, известным и преуспевающим ювелиром. Евгения убили. Валерия заболела от горя. Она все еще немного кашляла с тех пор.
В дом Никиты ее привез незнакомый человек, спасший ей жизнь. Убийцы Жени теперь охотились за ней, а она даже не знала почему. Возможно, разгадка крылась в серьге с рубином старинной работы, которую ювелир показывал ей перед смертью. Рубин был действительно необычный – огромный, гладкий, светящийся изнутри то алым, то густо-малиновым, то кроваво-бордовым огнем. Камень не то чтобы блестел или сверкал – он жил своей собственной таинственной и магической жизнью, проникая в самое сердце каждого, кто смотрел на него.
Валерия закрыла глаза и вздохнула.
– Хочешь печеных яблок? – предложил Никита. – Завернем их в фольгу и положим в угли. Поможешь мне?
Никита был инвалидом с детства и передвигался в коляске. Впрочем, с некоторых пор она была нужна ему все реже и реже. Этот высокий, красивый, прекрасно сложенный мужчина вовсе не выглядел немощным. Он уже мог ходить самостоятельно, но быстро уставал. Натренировать свое тело так, чтобы быть как все здоровые люди, и даже превзойти их, – вот что составляло мечту Никиты. Изнурительные тренировки, которые он придумал для себя, и непоколебимая уверенность в том, что он встанет на ноги, сделали свое дело. Появление Валерии придало ему новых сил – она служила для Никиты источником вдохновения.
«Ты моя муза, – повторял он. – С тобой я обрел второе дыхание…»
Она смущалась. Отношения с Ковалевским оставили в ее душе шрам, который давал о себе знать. Пылкие признания и льстивые комплименты напоминали ей о недавнем прошлом. А трагическая развязка любовного фарса вызывала болезненные ассоциации. Валерия невольно сравнивала Никиту с Евгением не в пользу последнего. Но даже отличая искренность от фальши, она не могла избавиться от настороженности и страха.
– Ты попросту боишься быть счастливой, – заметил Никита.
– Давай лучше прогуляемся…
Валерия помогла ему встать, и они не спеша пошли в глубь заросшего старыми яблонями сада. Листья почти все облетели. Воробьи и синицы клевали рябину.
Годами прикованный к инвалидному креслу, Никита мог путешествовать разве что в воображении. Он научился мысленно проникать в самые потаенные и недоступные уголки земли, преодолевать завесу времени. Для этих виртуальных странствий он изобрел особый способ, который трудно объяснить, но которым легко пользоваться.
Ему захотелось, чтобы Валерия была рядом с ним во время этих мысленных путешествий, и он предложил ей попробовать. Она схватывала все на лету, оценила развлечение, открыла собственные лабиринты подсознания, куда то и дело сворачивала, переживая потрясающие открытия и рассказывая о них.
Постепенно Никита почувствовал, что он запросто может следовать за ее видениями и ощущать все то же, что и Валерия. Словно глядя на экран и следя за событиями захватывающего фильма, незаметно сам становишься его участником.
Валерия поведала Никите свои «индийские сны», которые видела до знакомства с ним, и это так увлекло ее, что продолжение истории развернулось перед ее внутренним взором во всем великолепии и смертельной истоме…
Белый дворец, цветок жасмина в изумруде садов, невесомый и изящный, словно парил в воздухе, как лепесток на крыльях ветра. Кружева колонн обрамляли огромные окна, через которые лилась густая синева неба, солнце горело на занавесях из золотой парчи, в широких сосудах курились благовония…
Сабхидари, возлюбленная всесильного правителя, великого раджи Бгарати, таяла, и никто не мог ей помочь: ни целители, ни мудрецы, ни заморские маги. Недуг Сабхидари продолжал развиваться, отнимая у нее красоту и радость жизни.
Роскошные пурпурные ткани, устилавшие ее ложе, только оттеняли бледность и худобу прекрасного лица, на котором оставались одни глаза, черные и бездонные. В их глубине крылась тоска. Тяжелые браслеты соскальзывали с исхудавших рук, шелк одежды спадал складками, частые слезы проделывали дорожки на крашенных румянами щеках.