Опасайся взгляда Царицы Змей

Никита вспомнил, что Вадим перед отъездом сказал ему то же самое. Глядя на Валерию, он становился все мрачнее и, уже садясь в машину, не выдержал и высказал то, что занимало его весь вечер.

– Ты любишь ее. Я вижу. Знаешь, я давно понял, что настоящие чувства скрыть невозможно… Даже человеческое притворство не способно сделать их невидимыми. Отраженный свет любви… его не спрячешь! – Вадим вздохнул. – Я бы позавидовал, глядя на тебя и Валерию, но… если ты не сможешь уберечь свою женщину, то никакой ад не сравнится с тем, во что превратится твоя жизнь…

Глава 11

Сиур, начальник охраны «Зодиака», видный, элегантный мужчина с приятными чертами лица, сошел с поезда и отправился по адресу, где до недавнего времени проживал Артур Корнилин с женой. Он не надеялся застать там кого-нибудь, просто хотелось посмотреть на дом, почувствовать его настроение, атмосферу, если угодно. Он всегда так делал. Место происшествия может много рассказать о людях и событиях, которые там произошли.

Дом и мастерская Корнилина произвели на него удручающее впечатление. Всюду царила унылая безысходность…

– Эй, вы кто?

Мужчина в куртке нараспашку и выглядывающей из-под нее клетчатой рубашке подошел к забору и настороженно уставился на Сиура.

– Я покупатель. Дом ведь продается?

– А-а… – разочарованно протянул бдительный страж. – Я сосед Корнилиных, – представился он. – Вот, присматриваю, чтобы не влез кто. Сейчас народ ушлый! Охочий до чужого добра – глаз да глаз нужен.

Сиур с ним согласился, спросил, где хозяева.

– Артур умер, – сосед явно не желал распространяться. – А жена его, Нина, уехала.

– Куда?

Мужчина задумчиво почесал лысеющий лоб.

– Не знаю…

– Как же так? Она что, никому не сказала, куда переезжает? Кто же тогда занимается продажей дома?

– Маклер, – неохотно пояснил сосед. – С ним связаться надо.

– Спасибо, тогда я обращусь к нему.

Сиур понял, что здесь больше делать нечего. В Москве, наводя справки о художнике, он выяснил, что продажей картин погибшего занимался некий господин Горский, искусствовед и журналист, близкий друг семьи Корнилиных. Горский большей частью проживал во Франции, в Харьков приезжал исключительно по делу и останавливался либо в гостинице, либо в своей квартире. Узнать адрес искусствоведа не составило труда.

В подъезде, где жил Горский, было пыльно и сумрачно. Сиур долго звонил, пока не открылась соседняя дверь и не выглянула любопытная хозяйка в махровом халате и бигуди.

«Воистину, соседи – кладезь информации. Без них, как без рук», – подумал Сиур и спросил:

– А где Сергей?

– Так он женился недавно! Они оба укатили, и Аленка, и он.

– Куда? Я издалека приехал, всего на один день, Сергея повидать. Мы учились вместе.

– Они в село отправились, к Аленкиной родне, свадьбу праздновать.

Словоохотливая тетка с удовольствием растолковала Сиуру, как добраться до села. Мужчины были ее слабостью, тем более такие импозантные.

«Если это свадьба, то я – китайский мандарин», – подумал Сиур, увидев у добротного деревянного забора бабок в черных платках.

Старики в старомодных пиджаках чинно сидели на лавочках, возле них крутились дети. Из открытых настежь дверей и окон дома раздавался душераздирающий плач и причитания.

«Вот угораздило! – чертыхнулся Сиур. – Надеюсь, что хоронят не Горского».

На него никто не обращал внимания. Судя по приготовлениям, покойника собирались выносить во двор. Свершался заученный, раз и навсегда заведенный ритуал: пухлая подвижная женщина раздавала платочки и рушники, которые люди повязывали на руку; все шло чин чином, степенно и без суеты. Все деловито выполняли распределенные между собой роли…

Сиур вошел в комнату и сразу узнал Сергея Горского – по особой, присущей преуспевающим людям манере держаться, стильной одежде и некоторой отстраненности от происходящего. Искусствовед стоял у гроба с безучастным и слегка растерянным выражением лица рядом с молодой заплаканной женщиной, по-видимому его женой. В непомерно большом гробу лежала сухонькая пергаментная старушка. Желтое личико размером с кулачок пряталось в завязанном на голове темном платке. У изголовья покойной голосила высокая, дородная баба, властная и величественная даже в момент горя.

– Надежда-то как убивается, – шептались старухи. – При жизни с матерью почти не разговаривала, а теперь вот… кается.

– Марфу-то не узнать…

– Съежилась, будто сушеное яблоко…

– И не болела совсем… даром, что с «нечистым» якшалась…

– Тс-ссс…

– Легкую смерть Бог дал…

«Кажется, на этот раз я не опоздал, – подумал Сиур, прислушиваясь к разговорам. – Смерть, похоже, естественная».

На него косились, но никто не спросил, кто он такой и зачем явился.

Люди, пришедшие проститься с покойницей, жались по углам, опасливо перешептывались, переглядывались. К гробу, усыпанному лиловой, остро пахнущей травой, никто не подходил.