Из услышанного Сиур понял, что умершая – мать бабы Нади, той самой дородной плакальщицы, которая одна только и рыдала у гроба. Звали усопшую Марфой, было ей лет под сто, и выглядит она очень странно, потому как при жизни ее помнили моложавой, здоровой и цветущей, а тут… словно не она вовсе. Высохла, видно, от грехов своих несчитанных. Занималась всю жизнь колдовством. Все ее боялись, когда была жива, а теперь боятся мертвой…
День стоял прохладный и на диво прозрачный. На фоне ярко-синего неба золотом горела листва, рдели рябиновые ягоды. Пахло сушеным базиликом, который рассыпали на всем пути следования к маленькому деревенскому кладбищу.
Сиур решил, что пора действовать, и ускорил шаг. Горский плелся в хвосте процессии, сильно отстав от своей жены. Его тяготило все происходящее: растянувшаяся по дороге вереница людей, ясный осенний день, так не вязавшийся с мертвым телом в гробу, сама тоскливая процедура похорон. Сергей думал о своем. Он не сразу обратил внимание на шагающего рядом незнакомца. Мужчина в третий раз спрашивал, кем Сергею приходится умершая…
– Родственница, – неохотно процедил сквозь зубы Горский. Он не был расположен к разговору.
– А кто та девушка, которая плачет?
– Ну, получается, моя жена, – еще неохотнее ответил тот.
Незнакомец представился любителем искусства и почитателем творчества Артура Корнилина. Горскому не понравились ни его расспросы, неуместные и неприятно настойчивые, ни само его присутствие.
– Похороны – не место для досужей болтовни, – огрызнулся он. – Мы посторонних не приглашали.
– Простите, я не знал о вашем горе… Я приехал по другому поводу.
Он не спешил объяснять, по какому. А Горский не спрашивал. Мужчина совсем не напоминал коллекционера картин или завсегдатая богемных тусовок. Его вкрадчивые манеры и твердый жесткий взгляд настораживали Сергея. Он испытывал плохо скрываемое желание поскорее избавиться от напористого собеседника. Не хватало, чтобы тот оказался… сыщиком.
Эта мысль испугала Горского.
– Кто вон та девушка? – незнакомец внезапно заинтересовался одиноко стоящей поодаль Лесей. В его взгляде мелькнуло удивление. Он рассматривал Лесю со все возрастающим интересом.
– Да практически никто… – с облегчением вздохнул Сергей, радуясь, что разговор свернул в сторону. – Мой тесть нашел ее у порогов. Она немая и немного не в себе… Не помнит, кто она, откуда. Лесей ее назвали уже в селе. Надо же как-то называть.
Сиур согласился: называть как-то надо.
– Что за пороги?
– Да река между камней течет, – говорят, остатки ледника или еще чего. Я сам только сегодня узнал об этой Лесе. Пороги далеко, за лесом, долго идти надо. Дед Илья с Иваном… тестем моим… как ушли туда недавно, так и пропали. Про похороны ничего не знают. Как им сообщить? Где искать? Теперь только ждать надо, пока вернутся.
Судя по тому, с какой натугой Горский выговаривал слово «тесть», было понятно, что он не в восторге от своей новой родни.
– Пусть умершей будет царствие небесное, а всем остальным здравие! Пусть мирно почивает и нас всех долго дожидает! – приговаривала баба Надя, обнося присутствующих водкой.
Алена помогала ей, держа поднос с гранеными стопками, наливая и подавая людям.
Сергей выпил и немного оттаял. Его взгляд потеплел, он расслабился, тиски настороженности и страха разжались. Это было весьма кстати.
«Горский, оказывается, любит выпить! Пьяный он будет гораздо откровеннее, – решил Сиур. – Нужно его оставить пока в покое. На поминках все получится удачнее. Много водки, хороший собеседник…»
– Оставит она нас в покое или нет? – раздраженно прервал его размышления Сергей.
– Ты о ком?
– Да так… – Сергей неопределенно махнул рукой в сторону ямы, которую быстро закапывали несколько крепких мужиков.
Он пожалел об опрометчивом высказывании, но слово вылетело – не поймаешь! Ему вдруг вспомнилось лицо в окне, которое появилось во время их с Богданом драки. Неужели это была она, баба Марфа? Она все видела и станет мстить за смерть своей внучки?
Он обхватил голову руками и побрел прочь.
«Какое время?» – хотел спросить Сергей. Мысли и видения, в которые он погружался все чаще, часто обрывались на самом интересном месте.