– Где кактус? – в бешенстве спросил он, повернувшись к соседке.
– К-кактус? Какой кактус? Вы с ума сошли, молодой человек! Оставьте меня в покое! Эта квартира уже год как продается. Никто в ней не живет, давно уже. У меня ключи есть запасные, чтобы пускать покупателей. Только уже месяца три, как ни одного не было. А кактусов здесь Маруся отродясь не разводила.
– Что за Маруся?
– Хозяйка квартиры. Она к детям переехала, внуков нянчить. А квартиру продать решили. Вот и…
– Говоришь, никого здесь не было? Ни жильцов, ни покупателей?
– Ей богу, правда! Вот те крест! – тетка нервно перекрестилась.
Братья вышли на улицу, злые и растерянные.
– Что ж, у меня глюки, по-твоему? – недоумевал Вадим. – Сюда он зашел! В эту самую квартиру! Свет зажег. И занавески на окне были, и кактус! – он выругался, плюнул с досады. – Слушай! Я же номера его машины запомнил.
– Найдем. Я этого нелюдя в клочья изорву, лично! По маленькому кусочку буду отрезать и смеяться…
– Ладно, поехали домой. Светает уже.
По дороге Вадим подумал, что таких номеров, скорее всего, не существует. Впоследствии его догадка подтвердилась.
Уже засыпая, он вспомнил московского «заказчика». Те же повадки и та же жестокость…
В Подмосковье по ночам подмораживало, листва с хрустом рассыпалась под ногами. Серые рассветы наводили на Валерию тоску.
Никита, напротив, радовался холодному свежему воздуху, своему возвращению к полноценной жизни. За окнами веранды синицы расклевывали сладкую от мороза рябину.
Бабушка жарила пухлые оладьи, необычайно вкусные, политые растопленным сливочным маслом. Уютно шипел самовар, пахло чаем, мятой и мелиссой.
Никита и Валерия завтракали, когда раздался телефонный звонок.
– Это Вадим! – обрадовался Никита. – Сейчас мы узнаем что-нибудь новое.
У Валерии тревожно сжалось сердце. После гибели Евгения она боялась своих видений, после которых ее охватывали холод и дрожь.
– Что, Никита? – не выдержала она.
– Сейчас! – он что-то односложно отвечал Вадиму. – Да… нет… надо подумать…
Попрощавшись с другом, он положил трубку и повернулся к Валерии.
– Что-то случилось?
– Жена Горского мертва.
На кухне воцарилось молчание…
Вадим после разговора с Никитой долго смотрел в окно. Пирамидальные тополя тянули мокрые ветки вверх, в дождливое небо. В открытую форточку доносился шум проезжающих машин.
– Богдан! – позвал он.
Брат не ответил. В ванной плескалась вода: Богдан, по-видимому, принимал душ. Он был сам не свой с тех пор, как узнал о смерти Алены. Вадим знал, что это пока только шок. Горе придет потом, выльется слезами и бурным отчаянием, приносящим облегчение.
После душа Богдан, отказавшись от еды, отправился к Горскому узнать подробности гибели Алены.
– Только без глупостей, – предупредил его брат. – Дров не наломай! А то сам загремишь за решетку.
Сергей открыл, уже под градусом, опухший и небритый. В квартире царил полнейший разгром.
– Чего тебе? – угрюмо спросил он, тем не менее пропуская Богдана в дверь.
– Поговорить хочу! Пустишь?
– Уже пустил. Чего надо?
– Пойдем, сядем, что ли… Не в коридоре же такие дела обсуждать?
– У меня с тобой никаких дел нет и быть не может!
– Ошибаешься, мразь! – закипел от ярости Богдан. – Лида из-за тебя умерла, а теперь и Алена! Ты прямо «синяя борода» или еще хуже!
– Рехнулся? – опешил Сергей, пятясь в глубь коридора. – При чем тут я? Лида… она сама это сделала… случайно. Наверное, пузырьки перепутала. А что с Аленкой приключилось, я не могу себе представить. Случайно упала! Головой ударилась…
– Не слишком ли много случайностей, парень? Девчонки жили себе да жили, пока такой Дон Жуан, как ты, не появился. И пошло… Менты пока ничего не знают про Лиду. Если кто-то донесет, тебе тюрьма светит!
– Что ты болтаешь? – испугался Горский. – Тебе же известно, что к смерти Лиды я никакого отношения не имею! И Алену я… не трогал. Спал! Едва до кровати доковылял и свалился. У соседки спроси… она подтвердит.
– Вот об этом лучше ментам расскажи. Жили-были две сестры, молодые, здоровые. Тут барин из-за границы прикатил. И обе девчонки – на том свете! Чисто случайно. А? Интересная сказочка получается?
– Прекрати! – На Сергее лица не было. – Пойдем лучше выпьем, помянем… Черт знает, как это получилось?! Я до утра глаз не сомкнул, думал: с чего все началось? Забава же! Ночь на Ивана Купалу!
– Ладно, – Богдан тоже сник. – Пойдем поминать. Так ты правда спал, когда Алена… когда…
– Правда. Чем хочешь поклянусь. Спал мертвецким сном! Ничего не видел, не слышал… Хочешь верь, хочешь нет.
– Ах ты, скотина! Жену убивают, а ты храпишь! Сволочь… – Богдан заплакал, вытирая скупые слезы.
– Да не слышал я ничего! – заорал Горский. – Если б я… За кого ты меня принимаешь?
В кухне как будто смерч пронесся. Все вверх дном.
– Гляди, что тут творится…
– Наливай, – махнул рукой Богдан, усаживаясь на кухонный табурет. – Заодно и меня помянем! Моя жизнь кончена. Без Аленки мне… Знаешь, о чем я жалею? Что не убил тебя тогда.
Богдан сказал это без злости, – обреченно, безнадежно. Потому как ничего уже нельзя было исправить.