Я снова выглянул в окно, прикинул, что склон находится в 30 метрах подо мной, и лениво подсчитал, что мне потребуется чуть меньше двух с половиной секунд, чтобы упасть туда, и лететь я буду со скоростью больше 80 километров в час. Всегда полезно знать, какие у тебя есть варианты, и я считаю оценку рисков приятным развлечением.
– Например, когда я становлюсь реально параноиком, – продолжал он, – то, что ты делал своей рукой, это означало бы, что ты считаешь меня странным…
Если подумать, 80 километров в час – это не так уж ужасно, и если там сугроб…
– …и мне бы не понравилось, если бы ты сказал, что я педик, – добавил он, просто чтобы дополнить картину. – Мне бы это совсем не понравилось…
На этом этапе я прекратил мысленные расчеты, и, хотя коллеги по работе могут биться об заклад, что я никогда никого не анализировал, признаюсь, что в тот момент я был близок к анализу Эвана и его активного отвращения к гомосексуальности.
Однажды я лечил «натурала», осужденного за убийство. Я знал, что он натурал, потому что он непрестанно твердил, насколько натуральным натуралом он был. Тридцатью годами ранее, по его словам, он отдыхал в палатках с другим мужчиной, к которому его, конечно же, нисколько не тянуло. Они решили вместе просмотреть несколько журналов для геев, а затем тот другой мужчина необъяснимым образом начал приставать к нему. Мой пациент, естественно, возразил, потому что был натуралом, ну вы понимаете, а потом убил того мужчину.
– Ну я натурал, – объяснил он на всякий случай, если я вдруг что-то пропустил и добавил: – Что еще я мог сделать?
Как будто убийство было единственным, совершенно разумным ответом.
Я посмотрел на Эвана. Это чрезмерная компенсация и желание показаться мужественным из-за подавленных гомосексуальных побуждений?
К счастью, я только подумал об этом, но ничего не сказал. Я держал рот на замке, и, вероятно, именно благодаря этому мы оба благополучно добрались до вершины. Мы наконец оторвали свои конечности друг от друга, выбрались из кабины, я прикрепил свои дорогие ботинки к не менее дорогим лыжам и хорошо покатался.
Кстати, по чистой случайности это оказалась та же трасса, на которой я когда-то уже катался на лыжах с Майком. Помните, вы встречались с ним раньше на страницах этой книги – тогда, когда наш учитель биологии сказал, что нам, возможно, придется пересмотреть карьерные перспективы. Теперь Майк – врач общей практики и несостоявшийся чемпион по лыжным гонкам, который также приехал со мной в Дербишир и уничтожил тут не одну пару перчаток, пока катался.
Я тогда катался на лыжах не очень хорошо и попросил у Майка совета. Несмотря на то что сначала он отнесся к моей просьбе несколько настороженно, он все же дал мне пару ценных советов.
– Просто притворись, что ты хороший лыжник, – сказал он.
Я попытался вникнуть в суть сказанного…
– Ну, знаешь, больше сгибай колени, преувеличивай свои движения, будь похожим на лыжника Франца Кламмера.
И вот теперь я оглянулся через плечо на Эвана и увидел, что он не очень хорошо катается. Он мог бы разорвать меня на части как Кинг Конг, его тело отлично приспособилось к перемещению тяжелых грузов на короткие расстояния, а вот аэробные способности были сведены на нет безумным режимом тренировок.
Я согнул колени и расслабился, наклонившись вперед, преисполнившись духом великого горнолыжника Франца и совершая лучшие повороты в своей жизни.
Майк был прав. Я умел кататься на лыжах.
– Бен, – сказал Энтони, сразу заставив меня подумать, что он чего-то хочет. – Можно на пару слов? – Он вошел в мой кабинет и довольно неловко встал рядом со мной. – Я беспокоюсь об одном пациенте. – Его голос звучал неуверенно, что было совсем на него не похоже. – Ну, он угрожал мне, на самом деле довольно конкретно, и я хотел бы знать, не мог бы ты взять его на себя.
Энтони был не из тех, кто уклоняется от вызова. Он славился серьезностью, и за те десять лет, что мы были коллегами-консультантами, он ни разу ни о чем не просил.
– Конечно, – сказал я, вспоминая, как давно проверяли готовность моей домашней сигнализации. – Расскажи мне о нем.
Мы обсуждали это дело в течение следующей недели, и я прочитал его карту. Пациента звали Саймоном, ему было тридцать пять лет, и он работал швейцаром. Он пытался убить свою жену, но ей повезло, и после двадцати ножевых ранений в предплечья, грудь и живот она чудом осталась жива. Он находился в охраняемом отделении больницы Святого Иуды для обследования перед вынесением приговора.
Я обсудил его случай с Элейн, получил ее согласие, а затем мы перевели его в наше отделение. Я планировал встретиться с ним во время обхода.
ПСИХИАТРЫ ОБЫЧНО НЕ ПРИХОДЯТ В ПАЛАТУ К ПАЦИЕНТАМ И НЕ САДЯТСЯ К НИМ НА КРАЙ КОЙКИ. КАК ПРАВИЛО, МЫ СИДИМ В КАБИНЕТЕ, И К НАМ САМИ ПРИХОДЯТ.