Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Точно так же, как врачи не ожидали такой реакции на принудительное кормление сестер Прайс, я не ожидал такой волны критики от того, что Терри Роджерса не кормили насильно. «Он „обманул палача“», – написал один журналист. Воскресные газеты характеризовали его в основном в негативных выражениях. В одном из популярных таблоидов написали, что с таким же успехом врач (то есть я) мог бы дать ему пистолет, чтобы он застрелился, что это я (то есть врач) «позволил ему умереть». Другие говорили, что я должен был оставить его в живых, чтобы он предстал перед судом. Но думаю, что, если бы его осудили и посадили в тюрьму, та же самая газета тут же стала бы призывать к возвращению смертной казни.

На дознании начальница тюрьмы сообщила, что Роджерс сказал ей: «Я не заслуживаю того, чтобы мне не было больно». Присяжным на суде рассказали о словах, которые он написал в тюрьме Линкольна: «Я непоколебим в своем решении умереть. Мое намерение – быть со своей дочерью». Присяжным потребовалось менее получаса, чтобы вынести вердикт о том, что он покончил с собой.

Возможно, самые искренние комментарии давали те, кто знал его лучше всего. Тереза, его первая жена, выразила свой гнев по поводу того, что ему позволили объявить голодовку и тем самым решить свою судьбу. В телепрограмме «Замужем за убийцей» (WagTV / Сеть расследований преступлений) она сказала, что он лишился всех своих прав, когда убил Шанель, и его следовало насильно кормить, хотя бы для того, чтобы заставить жить с тем, что он сотворил.

В заявлении после расследования мать Шанель, Энн, сказала: «Я чувствую к нему ненависть – чистую, неподдельную ненависть». Позже она рассказала в той же телепрограмме «Замужем за убийцей»: «Я твердо верю в закон „око за око“. Месть. И она поглощает меня, как раковая опухоль».

Возможно, она больше, чем кто-либо другой, чувствовала, что ей не дали ответа на вопрос, почему Терри убил Шанель.

Я бы хотел ответить ей.

Я могу понять возмущение общественности, но правда не думаю, что мог или должен был сделать что-то еще, чтобы предотвратить его смерть.

Это был его выбор.

Я думаю, что для него было бы желательно предстать перед судом. Я понимаю, что доказательства нужно проверять, а вину – устанавливать, но единственным способом сохранить ему жизнь было бы лишить его власти над своим телом, и это упорная юридическая борьба, в которой трудно одержать верх. Здесь на карту поставлен принцип, и это больше, чем жизнь или смерть одного человека или потребность отдельного человека или общества в мести. Мне не понравился результат, но мне кажется, что мы, на свой страх и риск, отступаем от принципов. Решение позволить Терри Роджерсу умереть вызывало у меня отвращение, но мы должны придерживаться тех свобод, которые у нас есть, а свобода выбирать, как относиться к своему телу, является самой фундаментальной из всех.

Раскрытие информации: лучшее карри в мире

Существуют некоторые ограничения в отношении того, что можно рассказать своему врачу. Если вы придете на прием во вторник днем из-за неприятного першения в горле, а между делом поболтаете о джихаде и вашей предполагаемой миссии самоубийцы, не удивляйтесь, что после этого приема к вам придут представители спецслужб.

Врач должен довести подобную информацию до сведения спецслужб в соответствии с законодательством о терроризме. Жестокое обращение с детьми – это еще один подобный случай. Врачи обязаны сообщать о тревожных подозрениях относительно обращения с детьми, и тут обязанность хранить врачебную тайну отменяется автоматически[61].

Для врачей это своего рода дилемма, если пациенты признаются в том, чего действительно не стоило говорить. Перед началом опроса для судебно-медицинского отчета я обычно трачу несколько минут на обсуждение вопросов конфиденциальности. Хорошо объяснить какие-то основные правила. Если пациент хочет рассказать о рекреационном употреблении каннабиса, врач вряд ли станет звонить по этому поводу в полицию. Но, если ему скажут, что планируют убийство, все может быть немного по-другому, даже если медик признаёт важность врачебной тайны. Однажды на мое попечение в больницу Святого Иуды поступил пациент. Врачи в отделении неотложной помощи сказали, что у него была острая стрессовая реакция, и у коллег возникло опасение, что он покончит с собой.

ОСТРАЯ СТРЕССОВАЯ РЕАКЦИЯ – ЭТО ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ ПОСЛЕ ТЯЖЕЛОЙ АВТОМОБИЛЬНОЙ АВАРИИ ИЛИ ПРИ СИЛЬНОЙ УГРОЗЕ.

– Итак, скажите мне, что вас беспокоит, – попросил я мужчину, благополучно доставленного к нам и лежавшего теперь в палате.

– Ну, доктор, на самом деле ничего особенного. Просто маленький сексуальный грешок.

Такого ответа я никак не ожидал. Я всегда использовал термин «грешок» для обозначения небольшого недостатка, незначительной ошибки или личного снисхождения.

– Ну, мой крестник, ему десять, и он приехал погостить на прошлой неделе. И, ну… – он, казалось, скривился, – вы знаете, как это бывает.