Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Мой друг фыркнул и исчез – когда я повернулся, чтобы помахать ему на прощание, его уже и след простыл. Я посмотрел на дом. Краска везде была одинакового цвета. Она не только защищала древесину, но и выглядела красиво. Водосточные желоба шли горизонтально, а водосточные трубы – вертикально. Дом выглядел солидным и аккуратным, и нигде не было толстых рельефных обоев.

Я вернулся домой, достал щетку из-под раковины и провел остаток дня, убирая кухню, а затем пропылесосил и обмотал изолентой протекающий стык на радиаторе, под которым прогнил ковер. Мама в это время, скорее всего, отдыхала в спальне наверху, а папа возился в гараже со своим очередным «не совсем законченным» проектом. Мы собирались поехать в соседний поселок, чтобы посмотреть дом, который мои родители видели в рекламном буклете.

– Не думаем, что он нам подойдет, – сказали они. – Но взглянуть все же стоит.

Интересно, какими забавными могут быть воспоминания. То купание в бассейне у школьного друга ждало своего часа на периферии моего сознания, идеальное и незапятнанное, почти двадцать лет, пока однажды на Рождество оно вдруг не возникло в моем уме с удивительной ясностью.

Дон, социальная работница, стояла позади меня, а психиатр пока не пришел. Мы ждали его у дома с террасой и смотрели, как мимо проезжает пара мальчишек на новых велосипедах. Дома́ по обе стороны выглядели ухоженными, палисадники – аккуратными. В доме, что посередине, куда мы и направлялись, окна были грязные, а у входной двери валялись черные мешки для мусора, наполовину съеденные лисами. На крыше не хватало пары черепиц.

– Ее отец оставил ключи у соседей, – сказала Дон.

Я кивнул.

– Что случилось?

Она сказала мне, что Веронике сорок два года и у нее шизофрения. Она прекратила прием лекарств, и где-то в середине декабря семья начала беспокоиться. Вероника находилась под присмотром общественной службы судебной психиатрии, потому что несколько лет назад подожгла общежитие. Сперва было неясно, намеренно ли она это сделала, как говорили улики, или все произошло в результате небрежно выброшенной сигареты, как она утверждала на протяжении всего судебного процесса. Ее все же признали виновной в поджоге. Но Вероника продолжала утверждать, что это был несчастный случай. Она твердила об этом и до госпитализации, и во время пребывания в специализированном общежитии, и потом здесь, в доме, где она впервые жила одна.

– Так что же все-таки случилось в рождественские праздники? – спросил я довольно раздраженно.

Дон просмотрела досье Вероники.

– Ее родители приходили вчера, хотели передать подарки, но она не открыла дверь. Они вернулись домой за своими ключами. Вероника лежала в постели и ничего не делала. Она не отвечала. Тогда родители вызвали ей врача.

– Можно взглянуть? – спросил я.

Дон передала мне медицинскую карту. Если бы мы забрали ее в больницу, а похоже, что это необходимо, это была бы уже пятая ее госпитализация.

Закон о психическом здоровье[10] позволяет задерживать людей, если их психическое расстройство настолько серьезное, что им необходимо находиться в больнице ради их собственного здоровья и безопасности, а также для защиты других.

Людей, ожидающих госпитализации, всегда больше, чем коек, поэтому чем раньше мы выпишем пациента, тем скорее освободится место. В целом такая ситуация дает четкую картину положения пациентов в психиатрических отделениях, даже если это не в их интересах. Они не хотят там находиться, отчасти потому, что не считают это необходимым, а отчасти потому, что знают, какими ужасными могут быть эти психиатрические отделения. Поэтому большинство оттягивает госпитализацию, и очень немногие протестуют по поводу преждевременной выписки.

А раз все молчат, то неудивительно, что хроническое недофинансирование психиатрии не попадает на первые страницы газет. Вряд ли кто-то жалуется, а если и жалуется, то часто не имеет возможности влиять на общественное мнение. В заголовках газет фигурируют не психиатрические заболевания, а дети с лейкемией. У Вероники была шизофрения, и было похоже, что она сильно нуждается в специализированной помощи и в госпитализации.

ЕЕ РОДСТВЕННИКИ, В ОБЩЕМ-ТО, ОТРЕКЛИСЬ ОТ НЕЕ, ПОТОМУ ЧТО ПСИХИЧЕСКОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ СЧИТАЛОСЬ В ИХ КУЛЬТУРЕ ЧЕМ-ТО ВРОДЕ ПРОКЛЯТИЯ.

Даже сама Вероника была уверена, что ее проблемы вызваны одержимостью демонами. В карте было множество заметок с подробным описанием попыток сделать ей укол с лекарством. Одна из местных медсестер написала: «Разговаривала с Вероникой больше часа, и она поняла, почему я чувствовала, что так важно, чтобы она продолжала принимать лекарства, но она потеряла веру в фармацевтическое лечение и решила довериться силе молитвы».

Мы с Дон постучали в симпатичную дверь слева от дома Вероники, и две маленькие девочки побежали открывать, крича на ходу: «Это Дед Мороз».