Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Да, у нее слуховые галлюцинации, уничижительные по своей природе, командные галлюцинации и комментарии от третьего лица. Она употребляла марихуану, чтобы проверить, вдруг поможет, но, увы, не помогло. У нее вторичный бред относительно своей матери и разумная степень самосознания. Как правило, такая болезнь поддается лечению.

К сожалению, симптомы большинства пациентов не описаны в учебных пособиях, но симптомы Рэйчел были прямо как по учебнику, вплоть до медленного угасания творческой искры и употребления марихуаны, усугубляющей параноидальные убеждения. У нее в голове звучали два главных голоса и множество второстепенных. Она знала, что они ненастоящие, и даже использовала слово «галлюцинация», чтобы описать их мне. Но в то же время дала им имена Траляля и Труляля, которые сократила до Тра и Тру.

Она стала замыкаться в себе, избегать общения, однако продолжала помогать в благотворительном магазине, когда была в состоянии это делать. Пациентка сказала мне, что в последнее время наблюдает некоторые улучшения, и теперь, когда ей чуть за тридцать, она впервые за много лет увидела свою мать.

– Тру сказал, что время пришло.

Я поднял глаза, на мгновение сбитый с толку.

– Ах, Тру, да. А что сказал Тра?

– Он согласился, – ответила Рэйчел и посмотрела мимо меня в окно. Я наблюдал, как она улыбнулась, а затем нахмурилась, а потом снова повернулась ко мне. Она отвечала им.

– Им не нравится эта идея, доктор, но я все же думаю, что пришло время попробовать какое-нибудь новое лекарство.

– Я пока только студент-медик, но я поговорю об этом с врачом. А почему вы хотите сменить лекарство?

До сих пор она в течение нескольких лет принимала депиксол – антипсихотический препарат, который в ее случае вводили в виде инъекции каждые четыре недели. Ей начали колоть его внутримышечно, когда ей было двадцать пять лет, после третьей госпитализации – тогда выяснилось, что она не принимает таблетки. И каждый раз, когда Рэйчел прекращала прием препарата, болезнь усугублялась.

Когда ей стало плохо, она пошла в дом своей матери, оскорбила ее, а однажды взяла кухонный нож и попыталась напасть на нее.

– Я хотела ударить ее ножом в живот, – сказала она мне. – Меня достало, что она пыталась убить меня.

Я посмотрел на нее с некоторым удивлением. Она не выглядела опасной.

– Я думала, что она намеренно испортила газовую колонку и пыталась отравить меня угарным газом, пока я спала. Я слышала в новостях, что несколько детей погибло из-за неисправного бойлера. Здесь не было никакой связи, но я была уверена, что это она.

– Вы говорили с матерью об изменении лечения?

– Это ее идея, – подтвердила она.

Я уточнил это у врача-консультанта, а Рэйчел попросила привести ее мать на следующей неделе, чтобы мы могли обсудить варианты.

Они пришли, как и планировалось, и я встретился с миссис Литтлвуд. Рэйчел просидела молча большую часть встречи, и миссис Литтлвуд рассказала мне, какой потерей было то, что дочь бросила университет, и что, когда ей станет лучше, она сможет вернуться к учебе, получить степень и начать работать.

Затем мать миссис Литтлвуд стала рассказывать об успехе сына, и глаза Рэйчел тут же потухли и стали пустыми, едва она это услышала. Ее брат работал в Сити и хорошо зарабатывал. Рэйчел же много лет не могла работать, она не была такой сообразительной, какой была подростком, и у нее не осталось прежнего напора или стремлений. Она всего лишь работала в благотворительном магазине два дня в неделю.

Я отправил ее мать обратно в комнату ожидания и повернулся к Рэйчел.

– Вы точно хотите попробовать новое лекарство?

Она кивнула.

– У меня не такая уж классная жизнь, не так ли? Я все время чувствую себя такой опустошенной. Как будто внутри ничего нет.

В этот момент я вызвал консультанта, и он перевел ее на другой класс лекарств, а заодно воспользовался моментом и увеличил дозу.

– На самом деле у нас не так много доказательств того, что один препарат действует лучше другого, – сказал он мне. – Выбор часто определяется наличием и количеством побочных эффектов.

Рэйчел вернулась ко мне на консультацию через несколько недель, чтобы рассказать, как ей новое лекарство, подходит ли оно ей. И она сказала, что чувствует себя более бодрой, более живой. У меня были все основания верить ей – она даже выглядела лучше.

– Что-нибудь еще? – спросил я ее.

– Все еще немного мучит паранойя, что меня отравят, но она не стала хуже, чем раньше. Я могу с этим смириться, хотя это довольно тяжело.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, это довольно трудная работа – самой принимать решения.

Я немного помолчал. Я рассчитывал, что мое профессиональное молчание в сочетании с полунаклоном головы и дружелюбной улыбкой побудит ее открыться. Но теперь я понимаю, что как раз такой взгляд наоборот заставляет напрячься (матери при таком обычно крепче сжимают руку своего ребенка).

– С вами все в порядке, доктор?

– Да, спасибо. Я в порядке. Что вы имеете в виду, говоря, что это тяжело – самой принимать решения?

– Тру и Тра теперь почти не разговаривают со мной. Как будто я сделала что-то не так.