Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

– Вы пытаетесь избавиться от отравленного имущества, – сказал он сердито, что я понял как отказ.

Мы решили дать ему несколько дней на размышления, и я виделся с ним каждый день, чтобы попытаться объяснить, почему он так остро нуждается в лечении. С собой у него ничего не было. И во время одной из встреч он попросил разрешения сходить домой за какой-нибудь одеждой. Был, конечно, риск, что он не вернется, но его уже однажды госпитализировали, так что, если он сбежит, мы всегда можем вызвать полицию, которая вернет его обратно.

Я пошел вместе с ним к нему домой. Обычно это делает ассистент, но я сам хотел посмотреть, как он живет. И я получил очередной урок – увидел, как может выглядеть шизофрения.

НА ВХОДНОЙ ДВЕРИ БЫЛО ПЯТЬ ЗАМКОВ И ДВЕ ВИДЕОКАМЕРЫ. Я МЫСЛЕННО ОТМЕТИЛ ТОПОР В КОРИДОРЕ, И ПАЦИЕНТ ЗАМЕТИЛ, ЧТО Я СМОТРЮ НА НЕГО.

– Это для незваных гостей, – объяснил он.

Мне следовало уйти в тот момент, но я был молод и любопытен, а об оценке рисков тогда почти не говорили. О том, что он угрожал соседям топором, я узнал позже.

В коридоре валялся мусор: грязная разорванная одежда, обертки от еды и коробки с остатками недоеденной и оставленной гнить еды. Повсюду были разбросаны газеты, журналы и бутылки с водой.

Ковер исчез под горами мусора, его уже практически не было видно. Я заправил брюки в носки и постарался не вдыхать слишком глубоко. Тусклый свет голой лампочки отражался от фольги, аккуратно наклеенной на оконные стекла. В фольге я разглядел маленькие отверстия на уровне глаз – через них он, должно быть, выглядывал наружу из своей добровольной тюрьмы.

Он пояснил, что фольга для того, чтобы помешать секретным службам следить за ним. Машины, которые они использовали, могли изменить мысли и заставить думать, что существует заговор с целью контролировать и убить его. Пациент уже давно перестал смотреть телевизор, потому что в нем было излучение и через него можно было видеть и комментировать все, что он делал. Камеры ему были нужны, чтобы собрать доказательства заговора и передать их полиции. Оказывается, спецслужбы знали о нашем пациенте уже год, потому что он еженедельно приходил в местное отделение полиции, чтобы пожаловаться на заговор против него.

Я спросил его о недоеденной еде.

– Яд. Другое. Улики, – ответил он.

Мы обнаружили, что из-за полного беспорядка в голове ему удавалось лучше передавать смысл сказанного, используя просто отдельные слова. То, что он смог распознать, что другие его не понимают, и адаптировать свои слова, свидетельствовало о высоком уровне его интеллекта. Вскоре я обнаружил, что он ходил за едой по всему городу, никогда не брал одно и то же дважды, чтобы снизить риск отравления. Он ел примерно один раз в три дня или около того (этим объяснялась потеря веса).

ЕСТЬ ОН ХОТЕЛ, НО КАЖДЫЙ РАЗ ЖУТКО БОЯЛСЯ ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ, ПОЭТОМУ СЪЕДАЛ ПОЛОВИНУ ТОГО, ЧТО КУПИЛ, ЧТОБЫ, ЕСЛИ ЕМУ СТАНЕТ ПЛОХО, ИСПОЛЬЗОВАТЬ ОСТАВШУЮСЯ ЕДУ В КАЧЕСТВЕ УЛИКИ ДЛЯ ПОЛИЦИИ.

Яд. Другое. Улики…

Он показал мне то, что описал как остальную часть своей диссертации: три огромные папки, полные параноидальных теорий заговора о секретных службах и крупной фармацевтической компании – бредни гениального сумасшедшего.

– Мне просто нужно больше думать над этим, – сказал он мне.

Мы без проблем вернулись в больницу, и я позаботился о том, чтобы одежду, которую он подобрал, хорошо постирали. Мои беседы с ним продолжались. Разговаривать было очень легко и интересно, но мы, похоже, так ни к чему и не пришли. С его точки зрения, с ним все было отлично. Его бред был последовательным и переплетался с переживаниями и галлюцинациями из телевизора.

На следующей неделе я снова обратился к своему наставнику.

– Он все еще отказывается от лекарств.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Я продолжу работать с ним.

– Сколько времени тебе нужно?

– Может, еще несколько дней, может, пару недель. – Ответ прозвучал как утверждение, но на самом деле был вопросом.

– А если он все равно будет отказываться?

Я не знал, что сказать.

– Еще несколько месяцев или год? – продолжала она. – Бен, он потерял связь с реальностью. Он тебе нравится, и ты отождествляешь себя с ним, потому что он напоминает тебе тебя самого.

Я посмотрел на нее и улыбнулся этому ее наблюдению.

– Вы правы. Я скажу ему, что ему нужно принять лекарство. Дайте мне двадцать четыре часа.

Она кивнула и улыбнулась в ответ. Одобрила этот план. Я пошел навестить Пола в отделении, используя новый подход.

Я был одет в халат и галстук и говорил более откровенно, чем обычно. Перестал притворяться его другом. Решил стать авторитетной фигурой. После короткой преамбулы я продолжил.

– Пол, мне нужно, чтобы вы начали принимать лекарства.