Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

К тому времени я жил с Джо, моей будущей женой, в квартире на юге Лондона. Мы оба усердно работали, и она, вероятно, была права в том, что я волновался больше, чем следовало.

Каков инкубационный период ветряной оспы? Как снять боль во время родов? Что делать при кровотечении? Как диагностировать врожденную миотоническую дистрофию? Кто съел весь хлеб?

Я встаю, когда еще нет и 6 утра, работаю до 11 утра, потом перекусываю и устраиваю сиесту, днем немного читаю, а к 5 часам вечера пора заканчивать работу. В 8 вечера я уже с нетерпением жду, когда лягу спать, а к 9 часам вечера требуется мое присутствие, поскольку «это особый случай» или кому-то понадобилась неотложная медицинская помощь… И тут уже непонятно, кто кому должен помочь, потому что я лично к этому времени уже падаю.

Джо, наоборот, начинает оживать лишь в полдень. Обычно она до 4 часов вечера бродит по квартире, постоянно отвлекаясь, и только к 7 часам вечера начинает всерьез работать. Когда именно она заканчивала, я так и не узнал, но порой она приходила спать ровно в тот момент, как я собирался вставать. В общем, в нашей кровати всегда спал только кто-то один.

– Почему ты встаешь так рано? Как будто у тебя депрессия или что-то в этом роде.

Обвинение в тот момент было несправедливым, и да, я не просто бросаюсь словами. Это было именно обвинение. Однажды, несколько лет спустя, я предположил, что она, возможно, немного подавлена, на что ее реакция была весьма бурной: я еще никогда не видел ее такой сердитой! Как будто я обвинил ее в каком-то смертном грехе.

Однако Джо была права, когда указала на возможность депрессии, основываясь на раннем пробуждении по утрам. Нарушение сна – это один из симптомов, а все они связаны с настроением. Конечно, в этом вопросе нельзя быть категоричным, но все же люди с тяжелой депрессией часто просыпаются рано по утрам.

Получается, что мы с Джо почти не видели друг друга первые пятнадцать лет наших отношений. И я не преувеличиваю и с годами все чаще задаюсь вопросом: почему так вышло? Мы работали младшими врачами, и нам надо было в семь раз больше времени, чтобы построить такие же «отношения», что и нормальным людям (как у собаки – год за семь). Получается так. В общем, видимо, только то, что мы оба работали в одной сфере, помогло нам сохранить нашу связь.

ИТАК, ПОМИМО НАРУШЕНИЙ СНА, ЛЮДИ, СТРАДАЮЩИЕ ДЕПРЕССИЕЙ, ПЕРЕСТАЮТ ПОЛУЧАТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ ОТ ВСЕГО, ЧТО ВОКРУГ, И ОТ ЖИЗНИ ВООБЩЕ.

Это называется ангедония, и это состояние ужасно. Неудивительно, что многие начинают думать о «поездке в Швейцарию в один конец»[25]. Человек перестает делать то, что ему обычно нравится: перестает есть, постоянно ощущает усталость, чувствует себя никчемным, виноватым и не может сосредоточиться. Если вы находите у себя все эти симптомы, неудивительно, что вас могут начать посещать мысли о самоубийстве.

ПЕРЕД ВАМИ БУКВАЛЬНО ВСТАЕТ ВОПРОС: «БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?» ЭТО И ЕСТЬ ДЕПРЕССИЯ.

Впрочем, названные симптомы – это далеко не полный список. Но я бы поставил диагноз «депрессия», основываясь даже на некоторых из них: плохое настроение, грусть, даже слабовыраженная, ощущение безнадежности и опустошенности, как в дождливые выходные в Женеве, – этого достаточно.

Наши дни и недели проходили в квартире на юге Лондона, а вся наша жизнь вращалась вокруг предстоящих экзаменов. Зная о психиатрии столько, сколько мог знать любой студент-медик, я, естественно, надеялся, что на выпускных экзаменах по медицине мне достанется случай из психиатрии. Мы с женой подсчитали: у меня был для этого 25-процентный шанс. Но это очень мало (если только вы не участвуете в лотерее), и надежда на успех была весьма призрачной. С такой же вероятностью можно было получить для разбора на экзамене случай из педиатрии. А я действительно не разбирался в педиатрии.

Наконец, был 50-процентный шанс вытянуть случай из общей практики, что было прекрасно, потому что тогда я мог бы поиграть со своим стетоскопом.

Я отправился на выпускные экзамены в Кингз, прямо напротив Модсли. Пока я шел, я думал, буду ли я там когда-нибудь работать. Я остановился, чтобы оглядеть здание, и вдруг почувствовал острую боль в глазу. Я начал тереть его и почувствовал на лбу что-то похожее на мыло. И не только на лбу.

Я нашел ближайший туалет и направился прямиком к зеркалу. Возможно, всему виной волнение, возможно, кратковременная потеря внимания – со мной такого никогда не случалось ни до, ни после, – но оказалось, что я не смыл шампунь с волос.

Я могу вспотеть даже морозным утром, а тут обещали жару – ту самую влажную лондонскую, когда абсолютно все мечтают отползти в тенек и устроить какой-нибудь пикничок. В общем, мое волнение и духота в поезде сделали свое дело.

Я был весь в пене. Причем буквально!