Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

– Позвольте мне рассказать вам о Джонни, – сказала она. – Я мать-одиночка. Мне тридцать два – это мой первый и единственный ребенок. У него мышечная дистрофия Дюшенна. Это сцепленное с Х-хромосомой нервно-мышечное заболевание. Но врачи думают, что происходит много новых мутаций, поэтому часто в семейном анамнезе нет ничего похожего. Я пыталась найти отца, но он уехал из страны. Джонни рассказал вам о слабости, и это типично – проявляется в три года или около того, диагностируется с помощью анализа ДНК и биопсии. Если вы посмотрите на его ноги, то увидите заметную псевдогипертрофию. Прогноз ужасный. – Она понизила голос до шепота. – Сегодня днем ему снимают мерку для наложения шин на ногу. Врачи считают, что к десяти годам он окажется в инвалидном кресле. Вот почему я согласилась сделать это. Его ждут прогрессирующая слабость, проблемы с позвоночником. И сердечно-сосудистые осложнения, тогда…

А потом она замолчала и позвала Джонни. Он посмотрел на нее снизу вверх и с трудом приподнялся из положения на коленях.

– Посмотрите, как он передвигается. Это потому, что у него слабые ноги.

Вошел старший ординатор.

– Время вышло.

Я взял Джейн за руку.

– Спасибо.

И она подмигнула мне.

– Я ничего ему не говорила, – крикнула она старшему ординатору, которая как-то криво и зло улыбнулась и сказала мне идти прямо в экзаменационную комнату.

В помещении сидели мужчина лет пятидесяти и женщина помоложе.

Трижды черт.

Это оказался тот самый мужчина из туалета, и сразу стало ясно, что он тоже меня узнал.

– Вы не захватили с собой полотенце, – сардонически заметил он.

– Я не Форд Префект[26], – сказал я. Я был большим поклонником книги «Автостопом по галактике», и носить с собой полотенце считаю важным, но я потерял его.

– Расскажите нам о пациенте.

У экзаменатора был важный вид господина. Как будто женщина рядом с ним сидела здесь только для того, чтобы заполнять бумажки. За следующие тридцать минут она заговорила только один раз.

Я кладу перед собой свои наспех нацарапанные заметки. Одна страница о Джейн и вторая о Джонни. Теперь я удивляюсь, что на меня нашло, но в тот момент мне казалось, что это того стоило. Я нажал кнопку «Играть» и взял записи о Джейн.

– Я осмотрел тридцатидвухлетнюю женщину с годичной историей плохого настроения, нарушением сна, ангедонией и чувством беспомощности.

– Стоп, стоп, стоп.

Педиатр помахал рукой, а затем посмотрел на лежащие перед ним записи. Он повернулся к женщине справа от него, но она смотрела на меня.

– Почему вы весь мокрый? – спросила она.

– Гипергидроз, – солгал я.

Она наклонилась вперед.

– Чрезмерное потоотделение.

Мужчина-экзаменатор сердито посмотрел на нее и снова взял инициативу в свои руки. Возможно, женщина тоже была педиатром, но я так и не узнал этого.

– Вас послали осмотреть Джонни, пятилетнего ребенка.

– Да, он был со своей матерью. Но я опрашивал тридцатидвухлетнюю женщину, страдающую депрессией.

Они вызвали старшего ординатора, ту, что со злой улыбкой, и спросили ее, сказала ли она кандидату номер 1656, что это педиатрический случай.

Она посмотрела на меня, а потом снова на консультанта.

– Нет, – призналась она.

Педиатр с каждым мгновением становился все краснее и злее, и я, будучи начинающим психиатром, конечно же, это заметил.

– Позвольте мне рассказать вам о матери, – предложил я. – А потом я расскажу о Джонни.

Вероятно, потому, что он не нашел ничего, что могло бы помешать мне сделать это, он коротко кивнул в ответ. Женщина справа от него улыбалась, казалось, сама себе.

– Как я уже говорил, Джейн тридцать два года…

Я продолжал утверждать, и, как мне казалось, успешно, что у нее было депрессивное расстройство, вызванное отсутствием социальной поддержки при уходе за Джонни.

– Вы врач Джонни? – спросил я наконец.

– Нет.

У него было каменное лицо.

– Пожалуйста, не могли бы вы связаться с его лечащим врачом и провести обследование его матери? Ей необходимы антидепрессанты, и она нуждается в социальной поддержке.

Он не столько ответил, сколько слегка зарычал, что я воспринял как «да».

Женщина справа от него прикрыла рот рукой и отвернулась.

Затем настала его очередь. Я, возможно, и выиграл первый раунд, но теперь настал его черед, и мы играли на его поле.

– Итак, вы сказали, что расскажете нам о Джонни, – усмехнулся он. – Пожалуйста, будьте так любезны, изложите нам его случай.

Зритель справа от него выглядел обеспокоенным.

– Джонни, – нерешительно начал я, – пятилетний мальчик с мышечной слабостью, начавшейся в три года. Его состояние, по-видимому, прогрессирует. – Я продолжил перечислять его проблемы с подвижностью. – Я бы хотел сделать биопсию мышц, но очевидно, что у него мышечная дистрофия. У него уже проявился знак Гауэрса[27]. Он подталкивал себя вверх, используя руки. – Это я и сам знал. – Я рассматривал детскую миотоническую дистрофию в качестве основного отличия, но, учитывая отсутствие лицевой или периферической слабости, это, скорее всего, болезнь Дюшенна.