– Все началось с того, что нужно было чем-то заняться. Я поссорилась со своими родителями. Знаешь, я была довольно непокорной.
– Ты шутишь?
– Правда. Но потом у меня внутри просто что-то щелкнуло. Мне нравится разбираться с проблемами людей. Собственно, поэтому мы все этим и занимаемся, правда же?
– Как твоя дочка? – спрашиваю я.
У дочери Элейн расстройство пищевого поведения, и она недавно снова начала ходить в школу.
– Ей намного лучше. Она делает уроки. Школа действительно помогает ей.
Элейн берет пачку заметок с моего стола и пролистывает их.
– Эй, это личное.
– Кто такой Рой? – спрашивает она, игнорируя меня.
Я отбираю у нее заметки и снова кладу их на свой стол.
– Рой был первым человеком, с которым я общался как психиатр. В мой самый первый день.
– И ты вылечил его? – спрашивает она, широко раскрыв глаза от напускного удивления, и это совсем на нее не похоже.
– Ну хватит шуток. Пообедаем позже?
– Конечно. В час дня. Ты сможешь рассказать мне все о Рое.
– Только не в столовой, – кричу я ей вслед. – Мы пойдем на обед в ресторан.
Но она уже не отвечает.
Прежде чем отправить заметки о случае Роя в «ящик для хранения», я прочитал их. То был первый день работы психиатром в больнице Святого Иуды. Пациент пришел, жалуясь на то, что его слишком сильно трясло, и медсестры вызвали меня осмотреть его.
Было 11:15 утра. К этому времени я проработал в области психиатрии ровно два часа пятнадцать минут. Я сделал несколько анализов крови, осмотрел пару человек в отделении и обнаружил беспорядок во врачебных делах.
Больница Святого Иуды, надо сказать, находится не в лучшей части города. Это неблагополучный район, и какое-то время в нем был зафиксирован самый высокий в стране уровень квартирных краж со взломом. Высокая безработица, низкие доходы, наркотики – вот общая картина.
У Роя была шизофрения. Это заболевание встречается у одного человека из ста. Он принимал антипсихотические препараты и говорил, что его все время трясет. Я расспросил его о болезни, и он рассказал мне, что стал страдать паранойей, когда ему было около двадцати. Он верил, что духи говорили о нем и контролировали его действия. В хорошие времена к этому его глубоко личному ощущению добавлялись симптомы, когда ему было плохо, он кричал на людей на улице. Он винил в своей агрессии лекарства, но при этом употреблял все больше сканка (разновидность каннабиса). Со временем уровень тетрагидроканнабинола (ТГК) в коммерчески доступном каннабисе возрос с 2 % до целых 28 %, что порождало еще больше причин для возникновении психоза и зависимости. Ни в коем случае не желая выказать осуждение, я все-таки придерживаюсь мнения, что марихуана – это плохо, особенно если у вас уже диагностирована шизофрения. А у Роя была шизофрения, и он курил сканк, в котором много ТГК.
– Голоса, – сказал он, – они управляют мной; заставляют меня действовать.
Ощущение, что ваши действия контролируются, является хорошо узнаваемым симптомом психоза. Это своего рода феномен пассивности, и он может быть ужасно навязчивым. Больные чувствуют, что должны подчиняться какой-то внешней силе, как если бы они были марионетками. У них отнимают свободу определять свои действия. Они пассивны в принятии решений о том, что им делать, или даже в том, что они думают. Я не могу представить себе ничего хуже, чем чувствовать, что тобой вот так управляют.
Когда я встретил Роя и он рассказал мне о своей болезни, нельзя было не посочувствовать ему. К счастью, он хорошо понимал происходящее. Было видно, что он принимает лекарства: он не кричал на меня, и у него наблюдалась действительно сильная скованность, его руки ужасно дрожали. Его лекарство, антипсихотик, вводили внутривенно каждые несколько недель. После инъекции препарат постепенно высвобождается в кровоток. Одним из побочных эффектов данного лекарства является тремор, как при болезни Паркинсона. К счастью, существует группа препаратов, которые могут достаточно успешно устранять эти неприятные явления. Мне нравится говорить, что я много лет назад прочитал об этом в учебнике – том самом, который сейчас подпирает мой стул. И моим первым порывом в качестве младшего психиатра было страстное желание дать Рою рецепт на месячный запас проциклидина. Пациент, казалось, был вполне доволен моим подходом к лечению, поблагодарил меня и ушел. Быть психиатром было приятно – уметь исцелять больных, даже если причина их недуга была ятрогенной – как в данном конкретном случае, то есть мы, врачи, сами и вызвали проблему.
Впоследствии, фактически в тот же вечер, я обнаружил, что проциклидин способен дарить легкий психоактивный «кайф», который нравится некоторым людям и за который они готовы платить.
После окончания первого рабочего дня я отправился с коллегой в паб, что располагался в конце улицы. Я собирался выпить вполне заслуженную пинту пива, так мне, по крайней мере, казалось. Мы сидели и говорили о пациентах, и я упомянул рецепт, который дал Рою. Мой коллега неловко поерзал на стуле, он выглядел немного встревоженным, но ничего не сказал.