Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Алан несколько лет лежал в больнице и периодически выписывался из нее. Получив степень по математике, он работал в области электроники, а затем основал ряд высокорентабельных бизнес-предприятий. Иногда у меня проскакивала мысль, а не работал ли он сам на разведывательные службы. Время шло, и по мере того, как болезнь усугублялась, его деловые отношения становились все более и более неустойчивыми. В итоге он остался ни с чем. У него была шизофрения, и его лечение шло с переменным успехом. Благодаря лекарствам ему становилось лучше, но как только он прекращал их принимать, случался рецидив, и его снова клали в больницу. И так снова и снова.

Когда ему было плохо, он проводил дни читая о британских службах безопасности и разведки и составляя письма правительству, в частности министру иностранных дел, которого обвинял в «исчезновении» своей дочери. Когда стало совсем плохо, он отправился на Даунинг-стрит, чтобы опротестовать свое дело. На этот раз лекарство не оказывало своего обычного действия. Алану не становилось лучше. Казалось, он все больше и больше погружался в собственные иллюзии. Вот почему врач-консультант очень хотел попробовать новый подход в лечении. Мы не знали, сработает ли он, но, честно говоря, попробовать стоило.

Я навестил Алана через неделю после того, как он перешел на новое лекарство.

– Ну, побочных эффектов у меня нет, что, безусловно, приятно, но в целом я не увидел разницы, – сказал он мне.

Я спросил медсестер, как он себя чувствует.

– Он ведет себя спокойнее, чем обычно. За последние пару дней написал не так уж много писем.

На следующей неделе он казался немного подавленным.

– Я беспокоюсь о Салли, – сказал он мне. – Я волнуюсь, что с ней случилось что-то плохое.

– Как вы думаете, что могло произойти?

Он пожал плечами.

– Я не знаю.

Его ответ удивил меня. Обычно он указывал пальцем на службы безопасности, но сейчас его беспокойство было более взвешенным, более тонким.

Три дня спустя я пришел навестить его.

– Он безутешен, – сказали мне медсестры. – Он продолжает говорить о Салли.

Его трясло от волнения. Он раскачивался взад-вперед.

– Я знаю, что произошло, – сказал он.

– Что случилось, Алан?

– Она не вернется. Она мертва.

– Как она умерла, Алан?

– Она погибла в автокатастрофе. Она была с Навином.

– Соболезную, – сказал я.

Мне было жаль его.

Он наклонился вперед и опустился на пол. Подтянул колени к груди и горько безутешно зарыдал. Через несколько минут он успокоился и посмотрел на меня.

– Бен, мне больше не нужно новое лекарство. Я не могу справься с этой реальностью.

Несколько лет спустя я посмотрел фильм «Матрица». В нем показано будущее, в котором люди буквально стали батарейками для машин, их держат в специальных капсулах, как зародыш в утробе матери, и транслируют в их мозг компьютерную реальность, называемую Матрицей. Все иллюзорно, но вы не знаете, что это нереально. Несколько бойцов сопротивления выживают в реальном мире за пределами Матрицы, и их лидер Морфеус (Лоуренс Фишберн) посещает Нео (Киану Ривз), чтобы завербовать его для борьбы с машинами. При этом он предлагает ему выбор: красная таблетка, которая вернет его к реальности со всеми ее ужасами, или синяя, которая позволит остаться в выдуманном мире. Выражение «принять красную таблетку» стало популярной метафорой в современном обществе, но я использую ее еще и в буквальном медицинском смысле: принять таблетку и открыть глаза на реальность, независимо от того, насколько она плоха и тяжела на самом деле.

Я мысленно вернулся к Алану. Смерть дочери игнорировалась его нездоровым сознанием[30]. Таким образом, ему не пришлось горевать по ней. Ее просто «похитили», ее «удерживало правительство» – так для Алана было проще. Для выздоровления, а он действительно выздоровел, потребовалось три курса «красных таблеток».

Каждый раз Алан мог немного больше горевать по своей потере. Это было отчаянное и медленное восстановление, длившееся много месяцев.

Ему действительно стало лучше.

– Селия – интересный случай, – сказала Вики, мой консультант, – она перестала принимать лекарства. Я беспокоюсь о ней.

– Она задушила своего собственного ребенка, не так ли? – Я читал медицинские карты пациентов в палате и думал о собственной новорожденной дочери. – Осуждена за детоубийство, да?

Вики кивнула и внимательно посмотрела на меня. Она кое-что уловила. Может быть, я колебался, или это прозвучало как осуждение.

– Да. Но, Бен, вопрос, который ты должен задать себе, таков: убила бы она свою собственную дочь, если бы в то время не была психически больна?[31]

Тогда я впервые понял, насколько Вики проницательна. Я уверен, что всегда был склонен к морализму, но я вырос в Стокпорте в тени «Болотных убийц», Иэна Брэди и Майры Хиндли, и мое предубеждение по отношению к детоубийцам сформировалось в очень раннем возрасте. Я всегда знал, что мне будет трудно лечить людей, которые причиняют вред детям, не говоря уже о том, чтобы относиться к ним беспристрастно и справедливо.