Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Я погуглил ту бисквитную фабрику. Она закрылась еще до того, как я встретил мою пациентку.

После всех этих лет самым теплым и гордым воспоминанием, которое у нее осталось, было наблюдение за проносящимися мимо пирожными.

Но ведь могло бы быть еще хуже! Я не думаю, что в наши дни она вообще устроилась бы на работу. Когда я спрашиваю пациентов, чего они хотят, они не говорят о том, что хотят исцелиться или перестать принимать лекарства. Все без исключения заявляют мне, что хотят достойную работу – что-то делать, где-то жить и кого-то любить.

Вот она, главная неудовлетворенная человеческая потребность.

Когда я вернулся в отделение, мой «Желтый человек» вел себя со мной очень мило, и, поскольку меня больше никуда не вызывали, мы немного поговорили, но в основном я просто сидел и слушал. Пациент потерял всех. Его брак распался много лет назад, и он перестал общаться со своими детьми. Он был бездомным и давно остался без работы.

Как я теперь понимаю, я думаю, он знал, что умирает, и потратил несколько минут своей уходящей жизни, чтобы поговорить со мной о тех немногих вещах, которыми гордился. О том, что пытался все исправить, и о том, что ему невыносимо жаль, что жизнь так сложилась.

Потом он посмотрел на меня и попытался что-то сказать, но из него вырвался только литр крови.

Я знаю, о чем вы думаете. Как мы так резко пришли к целому литру крови? И вы правы. Но когда варикозное расширение вен пищевода кровоточит, оно делает это очень сильно. И если нет возможности ввести в пищевод трубку Сенгстакена – Блейкмора[28], чтобы надавить на варикозные вены, то дело плохо. Кровь просто продолжает идти. И вообще не сворачивается.

Я увидел, что медсестра вызывает реанимационную бригаду. Пациент резко подался вперед, я подхватил его. Вокруг нас стоял шум, и, хоть шторы были задернуты, все это видели. Все пациенты пристально наблюдали за происходящим, их лица оставались бесстрастны, но при этом умоляли меня что-нибудь сделать.

Пожалуйста, доктор. Спасите его. Спасите меня.

Я все еще держал его. Мне казалось, что я смотрю на него издалека. Я словно смотрел на фотографию и видел, как держу пациента на руках, а его рвало кровью куда-то мне за спину.

Я ПОЛОЖИЛ МУЖЧИНУ ПЛАШМЯ НА КРОВАТЬ И НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ДЕРЖАЛ, ОБНИМАЛ, УТЕШАЛ И УДЕРЖИВАЛ ЕГО, ПОКА ОН УМИРАЛ. ЭТО БЫЛО САМОЕ БОЛЬШЕЕ, ЧТО Я МОГ ДЛЯ НЕГО СДЕЛАТЬ В ТОТ МОМЕНТ.

На короткое мгновение мы остались только вдвоем, больше вокруг никого не было, затем к нам подбежала реанимационная бригада, чтобы оторвать нас друг от друга и начать свою бесполезную уже работу… Все было как в замедленной съемке.

А кровь продолжала литься. Поскольку я был медиком, мои знания все же взяли верх над чувствами. Я встал и начал пропихивать в умирающего трубку. У него все еще прощупывался пульс, и, когда его не рвало, он пытался дышать. Реанимационная бригада взялась за дело, а я отступил назад, пока не почувствовал штору позади себя. Следующие тридцать минут я просто наблюдал за ними.

После того как они ушли, я заполнил карту и записал в конце время смерти. Я вернулся и сел на край его кровати. У коек всех остальных пациентов шторы были задернуты, так что казалось, что палата пуста.

Медсестра принесла мне чая.

– Ты в порядке? – спросила она.

Я молча кивнул.

Передавая мне кружку, она поскользнулась на окровавленном полу, схватилась за окровавленные простыни, и они съехали с кровати. Она соскользнула на пол и упала на колени прямо в кровавое месиво. Я помог ей подняться, и мы сели рядом. Она смотрела, как я пью чай, а я глядел на нее, а потом мы встали и вышли. Я никогда не знал ее имени. Мы оба были сломлены, хромы и окровавлены.

Я помню, как позже смывал его кровь. Я подставил туфли под кран, чтобы сполоснуть их, и смотрел, как вода образует маленькие ручейки на полированной коже.

Каждый раз, размышляя об этом случае, я понимаю, что плачу…

Прошли годы с тех пор, как «Желтый человек» умер у меня на руках. Это было время наполненной профессиональной жизни. А я все не переставал и не перестаю думать о нем. Конечно, не с такой тревогой, как раньше, и эти мысли меня сейчас уже так сильно не расстраивают, но тот случай навсегда со мной.

«Желтый человек» покончил с собой. Это не было самоубийством в прямом смысле слова, но вполне могло бы им быть. Он не заколол себя, не поджег свое тело и не прыгнул с моста, но он мог бы это сделать. Просто он совершал самоубийство медленно, используя алкоголь.

Он не оставил записки, но это не важно, потому что так вообще мало кто из нас делает.

Обучение на психиатра

– Кстати, почему ты стал психиатром? – спрашивает Элейн, когда приносит мне на подпись несколько рецептурных бланков.

– По правде сказать, не знаю. В то время это казалось хорошей идеей. А почему ты стала медсестрой?