После анализа крови я начал давать ему клозапин. Тим переносил препарат очень хорошо, если не считать проблем с запорами – хорошо известный и порой серьезный побочный эффект клозапина. Мы делали анализы крови чаще, чем это необходимо, и его психическое состояние начало улучшаться.
Примерно через месяц показалось, что оно стабилизировалось. Он рассказывал мне о болезни и даже начал говорить с психологом о своем насилии и сексуальной расторможенности. Он стал менее враждебным, менее колючим, более расслабленным, с ним было легче общаться.
Через три месяца стало абсолютно ясно, что он так хорошо реагирует на клозапин, что стал другим человеком. Он говорил о своей болезни в прошедшем времени. Он сказал мне, что последние два десятка лет его жизни казались дурным сном – теперь он проснулся и вернулся в реальность.
У Тимоти все было действительно хорошо, и он с нетерпением ждал своего дня рождения, который должен был быть всего через месяц.
Впервые меня предупредили о проблеме, когда я пришел на обход палаты. Тим выглядел не так, как надо.
Мне потребовалось около десяти лет работы врачом, чтобы научиться распознавать в пациенте признак под названием «с ним что-то не так». А Тим действительно был не в порядке.
Его кожа потеряла обычный цвет и стала липкой. Обследование выявило незначительное повышение температуры, но анализы крови и важнейший показатель – количество лейкоцитов – были в норме. На самом деле все было даже чересчур хорошо, что означало, что его иммунная система работала просто отлично, борясь с инфекцией. Мы искали, искали везде, но не могли найти источник инфекции.
После обхода палаты я вернулся в кабинет и просмотрел все отчеты о подобных случаях и исследования о клозапине и инфекции, которые смог найти. Я нашел много материалов, но ни один из них не дал мне вразумительных ответов.
На этом этапе необходимо провести еще один анализ всех за и против. До сих пор преимущества клозапина были очевидны: впервые за много лет Тим вернулся к жизни. Болезнь успешно поддавалась лечению. Болезнь, которая украла его жизнь и причинила боль другим, отступила. У него развилось понимание реальной ситуации, и мы смогли увидеть свет в конце туннеля.
Но все равно с ним было что-то не так. Анализ крови был в порядке, и обследование не выявило ничего примечательного. Рентген грудной клетки тоже был в норме.
– Доктор Кейв? – позвала секретарша, вызывая меня в мой кабинет. – Вам звонит миссис Роколл.
– С ним что-то не так, доктор, – сказала она.
– Вы его видели? – спросил я.
Мы немного поговорили, и я согласился, что с ним что-то не так. Именно тогда я решил взять первую подсказку. Я позвонил другу.
Другом в данном случае был ординатор из соседней больницы. Я объяснил ситуацию, и он согласился осмотреть Тима в отделении неотложной помощи. Я написал письмо, и мы отправили Тима в больницу на машине скорой помощи. Врачи в белых халатах потыкали в него пальцами, дали ему какие-то антибиотики и отправили обратно.
– Мы тоже не можем найти источник инфекции, – был их ответ.
Прошло около недели, я виделся с Тимом ежедневно. Каждый раз, когда я спрашивал медсестер, как у него дела, они неизменно отвечали мне, что он стабилен, но выглядит неважно.
Я думал прервать прием клозапина. Я нашел несколько сообщений о повышенной вероятности пневмонии при приеме лекарства, но, похоже, у него не было пневмонии, и я снова вспомнил, каким он был до того, как мы сменили ему препарат.
– Никаких изменений в схеме лечения, – объявлял я в конце каждого обхода палаты, вероятно, чтобы успокоить как себя, так и команду. – Проверьте еще раз количество лейкоцитов, – рявкал я младшему врачу, она стонала, закатывала глаза и напоминала мне, что сделала анализ накануне.
– Сделайте еще раз, – говорил я, заставляя себя улыбнуться.
Неделю спустя я отправил Тима обратно к тому ординатору. Он был бледен и вял, у него немного поднялась температура. У него не было острого недомогания – он мог встать, одеться, ходить на групповую терапию и даже пытался пинать мяч в зоне отдыха. Но он был вялым, у него не было энергии, а потом у него началась ночная потливость.
Мы снова отвезли Тима в больницу общего профиля, и ординатор пришел его осмотреть. Я предложил им положить его в палату, чтобы провести тщательное обследование.
Врачи снова взяли кровь. Они провели все анализы, какие только могли придумать. Не появилось никаких новых симптомов, только упрямая немного повышенная температура.
А затем они сделали то, что делают все хорошие медики в подобных ситуациях. Они уцепились за спасательный круг, обратились, так сказать, к помощи зала – они провели междисциплинарную встречу, на которой вопрос обсуждают все люди в белых халатах. Это был впечатляющий состав, и у них, должно быть, было суммарно 400 лет опыта со всего мира. Постоянно упоминали лишь об одном диагнозе.
– Туберкулез, – говорили они.
Я кивнул. В этом был какой-то смысл.
– В этом нет сомнений, – заверили меня.