Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Мы привыкли думать об отборе как о, по сути, единственном источнике порядка в мире биологии. Если «единственный» – слишком сильное утверждение, то, несомненно, правильным будет утверждение, что отбор рассматривается как доминирующий источник порядка в биологическом мире. Следовательно, с современной точки зрения организмы по большей части представляют собой ситуативные решения конструкторских проблем, кое-как состряпанные в результате отбора. Следовательно, большинство широко распространенных среди живых организмов черт являются таковыми благодаря общему происхождению от склепанного «на коленке» предка и выборочному подкреплению полезных ухищрений. Следовательно, живые организмы представляются нам преимущественно случайными историческими совпадениями, закрепленными в конструкции325.

Кауфман хочет подчеркнуть, что биологический мир в значительно большей степени является миром ньютоновских открытий (например, Тьюринга), чем вымыслов Шекспира, и, вне всякого сомнения, он нашел ряд превосходных примеров, подкрепляющих это утверждение. Но я опасаюсь, что его критика метафоры мастерового ободряет тех, кто невысоко ценит опасную идею Дарвина; она дарит им ложную надежду, что в творениях природы они видят не подневольную руку мастерового, а священную Господню десницу.

Сам Кауфман охарактеризовал свою работу как поиск «физики биологии»326, и, строго говоря, это не противоречит предложенному мною названию – метаинженерия. Речь идет об исследовании наиболее общих ограничений процессов, которые могут привести к созданию и воспроизводству конструируемых объектов. Но говоря, что это – поиск «законов», Кауфман подкрепляет антиинженерные предрассудки (можно было бы назвать их «завистью к физике»), так сильно искажающие философское осмысление биологии.

Предполагает ли кто-нибудь существование законов питания? Законов способности двигаться? Благодаря фундаментальным законам физики на питание и передвижение налагается множество весьма жестких граничных условий, и любые механизмы питания или передвижения сталкиваются с массой закономерностей (практическими правилами, необходимостью выбирать и идти на компромиссы и т. д.). Но это не законы. Они похожи на превосходно обоснованные закономерности автомобилестроения. Возьмем, к примеру, правило, что (ceteris paribus) зажигание происходит только в результате или после использования ключа. Тому, конечно, есть причина, и она должна быть связана с очевидной ценностью автомобилей тем, что их часто угоняют, эффективными и недорогими (но не абсолютно надежными) решениями, обеспечиваемыми существующим на сегодняшний день уровнем развития слесарного дела и т. д. Осознав, что для создания автомобилей нужно принять мириады конструкторских решений, учтя выгоды и издержки каждого, можно оценить такую систематичность. Это никакой не закон; это – закономерность, которая обычно закрепляет сложный набор соперничающих desiderata (иначе называемых нормами). Эти исключительно надежные, учитывающие нормы обобщения не являются законами автомобилестроения, а в области биологии такие обобщения не являются законами передвижения или питания. Расположение рта скорее в передней части передвигающегося организма, чем у хвоста (ceteris paribus – есть и исключения!), – глубокая закономерность, но к чему называть ее законом? Мы понимаем, почему дело должно обстоять так, потому что видим, для чего нужны рты (или ключи с замками), и почему определенные способы лучше всего подходят для выполнения таких функций.