Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

«Вполне вероятно, что язык – антревольт разума», – говорит Кейзер, а затем терпеливо ждет, пока интервьюер найдет слово «антревольт» в словаре… Первый зодчий, воздвигший опирающийся на арки купол, создал антревольты случайно (курсив мой. — Д. Д.), и поначалу строители не обращали на них внимания и украшали лишь арки – говорит Кейзер. Но через пару столетий зодчие начали делать акцент на украшении антревольтов. Точно так же – говорит Кейзер – язык (то есть способность с помощью речи передавать информацию), возможно, был «антревольтом» мышления и общения, случайно созданным при возведении некой культурной «арки»… «Вполне вероятно, что язык – это случайный артефакт некоей эволюционной игры разума»442.

Возможно, Кейзера неверно процитировали – я всегда с осторожностью отношусь к журналистским пересказам чьих-то слов, ибо сам на этом погорел, – но если цитата верна, то антревольты Кейзера изначально случайны: это не неизбежные явления, не выбор из равноценных альтернатив, не феномены QWERTY. Давным-давно, когда я работал в литейной мастерской в Риме, форма, куда мы как раз заливали расплавленную бронзу, взорвалась; жидкий метал расплескался по всему полу. В одном месте брызги застыли фантастическим кружевом: я поспешно прибрал их к рукам и превратил в скульптуру. Экзаптировал ли я антревольт? (Художник-дадаист Марсель Дюшан, прибравший к рукам писсуар в качестве objet trouvé и назвавший его скульптурой, напротив, не экзаптировал антревольт, поскольку в предыдущей жизни у писсуара была функция.)

Сам Гулд одобрительно процитировал эту газетную историю443, не заметив, что Кейзер запутался в искусствоведческой терминологии, и не проявив малейшего несогласия с тем, что тот определил антревольт как нечто случайное. Так что, возможно, Кейзер правильно понял значение этого термина: антревольты – всего лишь доступные для экзаптации случайности. Гулд ввел понятие «экзаптация» в статье, написанной в 1982 году в соавторстве с Элизабет Врба: «Экзаптация: Недостающий термин науки о форме». Они намеревались противопоставить экзаптацию адаптации. Однако основой использованных ими тренировочных мишеней был поразительно уродливый термин, получивший некоторое хождение в учебниках по теории эволюции: преадаптация.

По всей видимости, преадаптация подразумевает, что, выполняя какую-то иную функцию на первых стадиях развития, протокрыло знает, к чему все идет, – оно предназначено для того, чтобы впоследствии обеспечить возможность полета. В учебниках за введением этого понятия обычно немедленно следует отрицание всякого намека на предопределение. (Но слово, очевидно, неудачно, если его невозможно использовать, не сопроводив отрицанием его буквального значения.)444

«Преадаптация» была ужасным термином ровно по тем причинам, о которых говорит Гулд, но заметьте, он не заявляет, что жертвы его критики совершили грубую ошибку, допустив, будто естественный отбор наделен даром предвидения – он признает, что они «немедленно отреклись» от этой ереси непосредственно при введении термина. Они немного оступились, избрав неуклюжее слово, использование которого, весьма вероятно, должно было привести к путанице. В этом случае отказ от «преадаптации» в пользу «экзаптации» можно рассматривать как мудрый выбор термина, больше подходящего для того, чтобы прояснить ортодоксальные воззрения адаптационистов. Однако Гулд не был согласен с такой реформистской интерпретацией. Он хотел, чтобы экзаптация и антревольты стали «потенциально фундаментальной» и «недарвинистской» альтернативой.