Мне хочется поблагодарить Уолта за то, что он посылал деньги нам с мамой, пусть даже всего несколько дней. Ради этого он действовал за спиной тети Фрэнсис, не согласившись с ее решением. Думаю, Уолт просто хотел хоть в малом помочь семье Эмили. Пусть лучше считает, что я не знаю об этом.
Повисает неловкая пауза, и наконец детектив Крейн многозначительно смотрит на меня:
– Нам пора, Энни, чтобы прибыть вовремя. Мы же не хотим пропустить такую важную встречу.
– Хорошо, – отвечаю я.
Сгорбившись, Роуз сидит за столиком напротив меня и детектива Крейна. В основном она смотрит на детектива, причем с удивительным доверием в глазах. Похоже, он ей нравится. А при каждом взгляде на меня ее передергивает, но ненадолго. Она как будто не понимает, кто я, хотя и знает, что я одна из тех, кто причинил ей боль.
Рядом с ней сидит врач – мужчина лет сорока. Видимо, он здесь, и чтобы защитить ее права, и чтобы успокоить при необходимости.
Я не знаю, с чего начать. Я могла бы сказать
– Здравствуй, Роуз, – начинает он. – Мы решили, что будет полезно поболтать. Просто кое-что прояснить. Никто не собирается расспрашивать о том, чем ты не готова поделиться. Ты уже призналась, и суда не будет, мы просто хотим излечить старые раны. Как ты на это смотришь?
Роуз бросает на меня быстрый взгляд и меняет позу, как будто сдуваясь.
– Я пыталась хорошо к тебе относиться, – говорит она. – Пыталась, но ты все время мешала.
Я даже не знаю, к кому она обращается – к Эмили, маме или ко мне. Я вроде бы должна злиться на Роуз, но мои чувства так запутались, что в них трудно разобраться. Когда она убила Эмили, ей было семнадцать. Наверное, мне просто хочется знать, сожалеет ли она.
– Я с удовольствием рассматривала фотографии в альбоме, который вы мне подарили, – говорю я.
По крайней мере, это правда. Я дорожу ее альбомом, хотя и немного грущу, разглядывая фотографии. Я поставила фотографию Эмили, уже беременную мамой, в библиотеке, вместе с другими памятными вещами тети Фрэнсис.
Роуз смотрит в пространство, но потом снова резко возвращается ко мне, прожигая взглядом.
– Ты ждешь извинений, – внезапно говорит она. – Но не получишь их. Эмили надо было остановить.
Теперь мои смешанные чувства немного проясняются. После этого я уже без колебаний могу высказать все, что думаю.
– Роуз, – начинаю я, пытаясь сохранять спокойствие. – Вы понимаете, что, если б не убили Эмили, Фрэнсис могла забыть о том предсказании? Я читала ее дневник. Она решила, что предсказание начало сбываться, когда нашла ваши записки с угрозами в кармане юбки. А потом ее страхи подпитывало исчезновение Эмили. Она считала, что, возможно, убить собирались ее, а не Эмили. Вы хотели защитить Фрэнсис от Эмили, но в итоге Фрэнсис жила в страхе, который вы помогли распалить.
От моих слов Роуз дергается, как от удара, и моргает. В ее глазах нет слез, и, судя по тому, как меняется ее лицо, я понимаю, что она составляет из моих слов историю, которая нравится ей больше.
Детектив Крейн мягко берет меня за локоть – под столом, чтобы никто не увидел. Искры моего гнева тускнеют, остаются лишь угли враждебности, и они наверняка будут тлеть еще долгие годы.
Видимо, только так и бывает, когда раскрываешь убийство. Даже когда складываешь все фрагменты воедино, преступление все равно остается возмутительным актом. Я усвоила этот печальный урок и теперь смотрю на жизнь и свои романы по-другому.
– Пожалуй, на сегодня достаточно, – заявляет врач.
Я в последний раз смотрю на Роуз, прежде чем ее уведут в палату, но она даже не оборачивается. Подозреваю, мое лицо навсегда останется в ее памяти, слившись с лицом Эмили.
Глава 42
Для похорон я выбрала октябрь, потому что Фрэнсис любила осень. И теперь я понимаю почему: в золотистом свете поместье выглядит великолепно, а в обрамляющей его полоске леса буйствуют оранжевые и красные оттенки.
Когда все речи произнесены, я наблюдаю за остальными, потягивая отличное шампанское из погребов Грейвсдауна и радуясь, что хоть на мгновение оказалась в стороне от происходящего. Речь Джона Оксли вызвала у всех слезы, но теплые слезы, и я довольна тем, как все едят приготовленные Бет блюда.