Читать рукопись было нелегко, так как строчки с обратной стороны папиросной бумаги просвечивали. Обильная авторская правка первоначального текста была сделана от руки на полях, но печатными буквами. Но это был оригинальный текст, никто, кроме самого Лакшина, не мог этого сделать. Эта авторская правка меня обрадовала, она могла заменить авторскую доверенность при переговорах с издателями. Объяснить причину осторожности автора было нетрудно. Кроме того, именно такой вид рукописи, весившей всего 40 г и вмещавшейся в обычный удлиненный конверт, свидетельствовал о том, что она была предназначена именно для конфиденциальной отправки и публикации за границей и для возможных переводов. Перлюстрация обычной советской почты и запреты на отправку по почте рукописей, не прошедших цензуру, были западным издателям хорошо известны. Писателям, сознательно уклонявшимся от цензуры Главлита, грозили исключение из Союза писателей и, следовательно, невозможность работы и публикаций.
Я сделал несколько копий очерка и послал Майклу Гленни (Michael Glenny), профессору русской литературы в Бирмингеме, Люси Катала, руководившей отделом переводов с русского в парижском издательстве «Albin Michel», и Витторио Страде, который был консультантом по русской литературе для издательства «Einaudi» в Турине. Как директор «T.C.D. Publication» я просил каждого из них рассмотреть возможность перевода и издания книги Лакшина с рядом дополнительных примечаний, краткой биографией Твардовского и серией подобранных мною фотографий Твардовского, Лакшина и некоторых членов редколлегии «Нового мира», упоминаемых в очерке. Издавать небольшую книгу Лакшина целесообразно было вскоре после появления на французском, итальянском и английском книги самого Солженицына. Я сообщил, что в альманахе «Двадцатый век» очерк будет напечатан в начале 1977 года и что у нас есть мировой копирайт на все публикуемые материалы.
Мне не составило труда определить, что Лакшин сам перепечатал на своей портативной машинке первоначально рукописный очерк, подготовленный вчерне на юге. Папиросная бумага была советского производства, очень тонкая, немного меньшего формата, чем стандартные листы для пишущих машинок. Первый экземпляр, предназначенный для вычитки, был, наверное, на обычной бумаге и на одной стороне листа. Он остался у автора. Второй был передан Рою для самиздатной версии альманаха (он не распространялся и читался лишь узким кругом друзей). Третий готовился особо, именно для отправки за границу. В реальном самиздате рукопись с критикой Солженицына не имела в 1976 году никаких шансов на распространение. Ее могли читать лишь члены бывшей редакционной коллегии «Нового мира». В прямую переписку по поводу публикации и возможных иностранных изданий я с автором не вступал. Некоторые поправки поступали ко мне через Роя в марте-апреле. Это были указания страниц «Теленка» для множества цитат в книге Лакшина. В западных изданиях все цитаты обычно тщательно проверяются. Даже эти короткие записки шли через Роя и его каналы, а не обычной почтой. Открытая почта перлюстрировалась КГБ, дипломатическая – ЦРУ. Да и Лакшина не посещали иностранные журналисты. Он хотел как можно дольше держать свой проект в секрете. Риски именно для него были велики.