Впоследствии Ауэрбах прислал мне копию своего письма одному из коллег, имя которого он по каким-то соображениям удалил. В письме содержался отчет о моей лекции. И дружескую овацию после нее Ауэрбах объяснял тем, «что персонал лаборатории, нацеленный на решение обсуждаемой проблемы, осознающий будущие последствия и здравомыслящий, понимал, что перед ними человек, который, не будучи экспертом в данной области, старается обратить внимание мировой научной общественности на важную информацию и делает это с немалым риском для самого себя и для своей карьеры…»
На следующий день дискуссия продолжалась в более узком кругу и с участием двух радиологов. Сомнений в реальности крупномасштабной катастрофы в районе Южного Урала у присутствовавших не оставалось. Было очевидно, что эта авария привела к распространению по территории продуктов радиохимической переработки реакторного топлива. Не было сомнений и в том, что Ауэрбах и его коллеги получат и изучат в ближайшее время все относящиеся к этой проблеме документы ЦРУ. В американскую службу спутниковой разведки поступят запросы на фотографии районов Южного Урала, которые будут затем сравнивать с картами прежних лет. Документы ЦРУ и свидетельства Льва Тумермана в декабре 1976 года говорили о сожженных деревнях, эвакуированных жителях. Но кто занимался ликвидацией аварии? Кто разбирал разрушенное хранилище отходов? Для этого требуются тысячи человек и сотни единиц тяжелой техники. Сколько миллионов кюри выброшено вблизи хранилища взрывной волной? Что стало с ликвидаторами? Сколько людей эвакуировано из зоны? Где и как хранились реакторные отходы после 1957 года? Каков был состав радиоизотопов в зоне загрязнения в 1957, 1958-м и в другие годы до начала радиоэкологических исследований? Почему доминирует стронций-90? Куда делись цезий-134 и 137, цирконий-95, рутений-103 и 106, церий-144, которые неизбежно преобладают в жидких радиохимических отходах по крайней мере в течение первых трех-четырех лет? Есть ли в загрязнениях остатки урана и плутония? Радиоэкологи появились в зоне лишь через десять лет после аварии, когда изотопный состав загрязнений радикально изменился. Но растения и животные больше всего пострадали именно в первые несколько лет. Когда началась эвакуация жителей? По документам ЦРУ, лишь в 1958 году. На все эти вопросы и многие другие ответов пока не было.
В радиоэкологическом отделе Ок-Риджа была создана группа ученых специально для изучения этих проблем. Ауэрбах обещал, что они будут держать со мной регулярную связь. Для изучения последствий Уральской катастрофы в медицинском аспекте в группу вошел Фрэнк Л. Паркер (Frank L. Parker), сотрудник Университета Вандербильта. В программу группы, помимо изучения документов ЦРУ, входил заказ перевода на английский работ по радиоэкологии, опубликованных в советских журналах. Список сорока публикаций этой серии и ксерокопии многих из них я им передал. Паркеру предстояло найти в советских медицинских журналах публикации, в которых говорилось о различных симптомах лучевой болезни и ее лечении. На финансовое обеспечение всех этих внеплановых проектов, как мне стало вскоре известно от приехавшего в Лондон Паркера, был получен правительственный грант.
ЦРУ раскрывает секреты
Ежегодная конференция Американского геронтологического общества открывалась в Сан-Франциско в пятницу 18 ноября. Мой доклад на одном из симпозиумов стоял в программе на 21 ноября. До конференции и после нее мне предстояло несколько других визитов, встреч с друзьями и коллегами и докладов по разным проблемам в трех штатах. Однако я расскажу о них в следующей главе. Эту главу целесообразно закончить рассказом о неожиданном событии, связанном все с той же Уральской ядерной катастрофой, а именно об официальном раскрытии для американской прессы некоторых секретов ЦРУ.