Опасная профессия

«Дела с конгрессом приняли неожиданный, в некотором смысле прискорбный оборот. Кроу отказался ехать и написал Цицину письмо, что расправа с Юрием Орловым тому причиной. Это письмо будет напечатано в “Science”, разослано всем вице-президентам и всем членам Американского генетического общества. Очень мало кто устремится ехать. Кроу написал, что, если решение суда по поводу Орлова будет изменено, он тоже изменит свое решение. Только тому не быть, и Кроу сам не верит, что поможет Орлову своим отказом… Я написала письма Брежневу и Добрынину, прося спасти конгресс и дать для этого амнистию политзаключенным: Орлову, Ковалеву, Щаранскому и Гинзбургу…»

О бойкоте Генетического конгресса в Москве вскоре заявила и группа французских генетиков. К ней присоединились некоторые известные мне британские ученые. Бойкот мог быстро распространиться, так как в Москве именно на июль, за месяц до открытия конгресса, готовились суды над Анатолием Щаранским и Александром Гинзбургом, арестованным в 1977 году. Менять уже рассылаемую программу пленарных заседаний и симпозиумов было поздно. Генетики из Израиля решили ехать и протестовать против судов непосредственно в Москве. Но выдача им виз была приостановлена. Так Генетический конгресс в Москве, запланированный как признание заслуг советской генетики, переборовшей с большими жертвами псевдоучения недавнего прошлого, стал заложником политической конфронтации.

Юрий Орлов

С Юрием Орловым я познакомился в 1972 году на квартире у Валентина Турчина. Орлов, доктор физико-математических наук и член-корреспондент Академии наук Армянской ССР, только что переехал в Москву из Армении, где много лет работал в Ереванском физическом институте, известном своим уникальным кольцевым ускорителем элементарных частиц. Турчин привлек Орлова к работе советской секции «Международной Амнистии» («Amnesty International»), председателем которой Турчин объявил самого себя. Я подчеркиваю этот факт самоназначения, так как в штаб-квартиру этой организации в Лондоне меня приглашали для консультации и объяснений. Мне сказали, что Турчин действовал без их согласия и даже вопреки их рекомендациям. Создание национальных секций и назначение их руководителей было прерогативой Центра, распоряжающегося финансовыми средствами из различных пожертвований и дотаций, а не местных активистов. Устав «Международной Амнистии» разрешал создание национальных секций лишь в демократических странах. В коммунистических странах, где само участие в деятельности независимых международных организаций могло стать поводом для политических репрессий, разрешалось действовать на свой страх и риск лишь членам-добровольцам в индивидуальном порядке. Они могли протестовать путем переписки по поводу политических репрессий в других странах, но не в своей собственной. Логика этого правила была простой: «Амнистия» создавалась для сокращения числа политических заключенных, а не увеличения.