Опасная профессия

Как и в прошлом году, поездка в США растягивалась на месяц. Кроме приглашений прочитать лекции в Техасе и в Нью-Мексико, требовавшие тщательной подготовки, пришли и другие, от которых нельзя было отказываться, так как они могли иметь какой-то эффект и давали возможность лучше познакомиться с американской системой принятия решений. Одно из приглашений пришло от Совета по международным отношениям, частной некоммерческой организации, ранее мне не известной, но, по объяснению Стивена Коэна, игравшей важную роль в подготовке программ в области международных связей как для демократов, так и для республиканцев. Ее штаб-квартира находилась в Нью-Йорке. Печатным органом Совета был влиятельный журнал Foreign Affairs, который внимательно читали политики во всем мире. Членами Совета, а их более тысячи, могли быть представители бизнеса, академических учреждений, прессы, дипломатических служб и армии. В составе Совета, как сообщал мне С. Коэн, числились Гаррисон Солсбери, редактор The New York Times, и Джеймс Мейрс (James L. Mairs), вице-президент нью-йоркского издательства «W.W. Norton & Co», с которыми я уже был хорошо знаком. Для обсуждения на заседании Совета 2 ноября мне предложили сделать доклад с анализом влияния политики США в области прав человека на Советский Союз.

Конец 1978 года сопровождался усилением конфронтации между США и СССР не только из-за разногласий по правам человека, но и из-за назревавших международных конфликтов, которые могли привести к военному вмешательству супердержав. Для США серьезнейшая проблема неожиданно и стремительно возникала в Иране, для СССР – в Афганистане.

Иранский шах, имевший в стране абсолютную власть и проводивший проамериканскую политику и экономическую программу государственного капитализма, медленно угасал от лейкемии (лимфомы). Секретный диагноз был известен лишь лечившим его французским врачам. В конце 1978 года жизнь шаха поддерживалась уже только с помощью переливания крови. Болезнь подрывала устои династии, так как старший сын шаха еще не достиг двадцатилетнего возраста, требуемого по традиции для занятия престола. Возникавший вакуум власти, сопровождавшийся беспорядками и протестами, могла заполнить лишь исламская верхушка во главе с исключительно популярным аятоллой Хомейни, так как политических партий в стране не было. Армия, формировавшаяся из призывников, а не профессионалов, не могла установить диктатуру. Появлялась уникальная возможность теократической власти с непредсказуемыми последствиями для всего мусульманского мира.

Ни в одной из современных стран религия не являлась главным источником и опорой политической власти и атеизм не рассматривался как преступление. В католической в Средние века Европе был, однако, период господства инквизиции, когда еретиков и «ведьм» пытали и казнили по подозрению в безбожии. Почти абсолютная власть духовенства существовала в Испании в 1481–1498 годах при знаменитом Томасе Торквемаде, главе испанской инквизиции. В Азии Тибет и далай-лама могли до 1950 года служить примером теократии, но достаточно гуманной. Никто не ожидал, что неверие в Бога снова станет преступлением и что политическая власть может перейти в руки духовенства в крупной современной стране. Между тем именно такая перспектива оказалась к концу 1978 года реальной в Иране, единственной открыто проамериканской стране на Ближнем Востоке. Для США это могло стать катастрофой, и Пентагон готовил различные варианты военного вмешательства для сохранения династии Пехлеви.

Для Советского Союза серьезной международной проблемой оказалась Афганская революция и приход к власти марксистско-ленинской Демократической партии. Удержать власть в отсталой мусульманской стране без массивной военной помощи со стороны СССР эта партия не могла.

В Нью-Йорке