Опасная профессия

Ужинали мы в ресторане. Саша не сожалел о том, что эмигрировал. В Москве у него не было перспектив на публикации, хотя почти до самого отъезда он сохранял должность старшего научного сотрудника в Институте всеобщей истории АН СССР. Его не увольняли, так как он в политических акциях не участвовал. Но его главная, плановая книга «Политика Англии в Европе, 1941–1945 гг.», законченная в 1974 году, не печаталась в издательстве АН СССР, хотя была одобрена и стояла в плане выпуска. Эту книгу никто не стал бы печатать и в Англии или в США, хотя уже по другой причине – из-за отсутствия спроса и коммерческой выгоды. Публикации сугубо академических трудов в США субсидируются университетами.

Другие проблемы Некрича были бытовыми. Его беспокоило прежде всего отсутствие медицинской страховки и перспектив на пенсию. Он также не мог получить кредит на покупку квартиры, просто по возрасту. Саша был на пять лет старше меня. Скромные заработки он имел от внутренних рецензий для нескольких издательств и редких семинаров-консультаций по приглашениям из других университетов. Он был готов и учительствовать в каком-либо частном колледже, преподавать общую историю, но свободно владел лишь немецким, а не английским. С эмигрантами из СССР Некрич почти не общался.

(В последующие годы А. Некрич так и не смог получить в США постоянную должность. Вместе с Михаилом Яковлевичем Геллером, историком, эмигрировавшим из СССР, Некрич написал и издал в 1982 году двухтомный труд по истории СССР «Утопия у власти», переведенный впоследствии и на английский. Больше я с Некричем не встречался и был очень огорчен, увидев в сентябре 1993 года некролог. Для историка возраст 73 года – это зрелость, а не старость.)

6 и 7 ноября мне предстояли две лекции в Мичиганском университете. Меня, как было указано в программе, встречали днем в воскресенье в аэропорту Детройта и повезли в Анн-Арбор. Мичиганский университет – один из крупнейших в США. В его Медицинском центре был недавно создан Институт геронтологии. Мне предстояла здесь открытая вечерняя лекция по проблемам генетического контроля процессов старения. В кампусе существовал и обязательный для больших университетов Центр по изучению СССР и Восточной Европы, и меня уже несколько раз в прошлом приглашали сюда для общей дискуссии. Неизбежно тема, которую директор Центра Деминг Браун (Deming Brown) выбрал, исходя из моих возможностей, оказалась той же, что и в Нью-Йорке, – о новой политике Картера.

Очень активная дискуссия возникла по проблеме торгового и технического бойкота. Именно в то время одно из решений Картера стало разорительным для одной американской компании в Техасе. 19 июля 1978 года Картер, желавший наказать СССР за суды над Щаранским и Гинзбургом, приказал министерству торговли отменить лицензию на продажу в СССР особого компьютера (Sperry Univac Computer System), который был изготовлен в Техасе по заказу ТАСС. Это была сделка на 6,8 миллионов долларов. Инженеры фирмы изучали в Москве специфические потребности ТАСС, связанные с подготовкой к Олимпийским играм. Компьютер был уже готов и ожидал отправки. Президент компании Пауль Льет (Paul Lyet) протестовал, заявляя, что такую же систему заказал раньше и уже получил советский «Аэрофлот», общего эмбарго на эту систему не вводилось. В сентябре стало известно, что руководство ТАСС решило срочно заказать аналогичный компьютер у французской компании. Директива Картера оставила продавца с непроданным товаром, а покупателя с деньгами. (5 апреля 1979 года агентство Ассошиэйтед Пресс сообщило, что Картер отменил запрет и разрешил продажу компьютера ТАСС. Однако там он был уже не нужен. Продать эту систему кому-то еще, возможно, не удалось. «Мы получили экспортную лицензию, но потеряли сделку», – заявил представитель фирмы (US lifts computer sales ban // The Guardian, April 7, 1979)).

Даллас