Опасная профессия

А для возможного перевода на английский послал копию рукописи «Заштата» Майклу Скаммелу, редактору журнала Index on Censorship, печатавшего произведения авторов разных стран, запрещенные цензурой. Своих собственных комментариев к тексту, которые могли бы отличаться от сделанных Роем, я не добавлял по условиям полной анонимности.

Сам я увидел в этом рассказе Пильняка намного более крупный и рискованный замысел, чем попытку поставить под сомнение легитимность процессов Промпартии и Трудовой крестьянской партии, которые упоминались в рассказе с некоторой иронией.

«И совсем под Новый год, – в Москве тогда только что отошел процесс промдеятелей, и московские газеты назревали кондратьево-чаяновским процессом, ‹…› пришли в заштат два новеньких автомобиля…»

Действие рассказа происходило, таким образом, в декабре 1930 года. Понятием «заштат» автор обозначал российскую глубинку, небольшой городок, вокруг степь, далеко от железной дороги. Сюжет рассказа, рукопись которого обрывалась уже на 12-й странице, не был ясен ни Рою, ни Лакшину, ни тем более в русской редакции Би-би-си. Для меня было очевидно, что «Заштат» задумывался не как рассказ, а как повесть, и достаточно большая. Написанное было лишь черновиком-наброском начала. Замысел мог понять только читатель, знающий хоть немного зоотехнику и проблемы коллективизации крестьян в период 1928–1933 годов. Развернуться этому замыслу помешал арест писателя.

Главные герои повести, уже пожилой ветеринарный врач Иван Авдеевич Гроза и санитарный врач Лавр Феодосович Невельский, на собрании для обсуждения пятилетнего плана в 1928 году расходились между собой в предсказаниях того, как повлияют пятилетка и коллективизация на болезни лошадей и скота, эпизоотии, частые в этом районе. Невельский предсказывал, что они будут успешно искоренены, Гроза как ветеринар заявлял, что они останутся. Через три года в город приехал матрос-комиссар, проводивший здесь коллективизацию. Ветеринара Грозу срочно вызвали к нему на допрос:

«– Не узнаешь меня, Иван Авдеевич?! Мы вот тут стенограммы читаем, – это вот помнишь, когда мы составляли первый пятилетний план, – ты тогда говорил, что эпизоотии останутся. Они и остались. Что можешь сказать в свое оправдание?

– Здравствуйте. Узнаю. Были и остались, как я и говорил.

– Ты нам посоветуй, что можешь сказать в свое оправдание. Мы вот сегодня Невельского арестовали…»

На начале допроса ветеринара Грозы текст обрывался. 28 октября 1937 года арестовали самого Бориса Андреевича Пильняка. Не исключено, что за ним уже много лет велась достаточно плотная слежка. О его замыслах могли знать и без доносов.

Совершенно отчетливый «ветеринарный» характер сюжета, разворачивавшийся вокруг эпизоотий «по ящурам, по сибирке, туберкулезу, вагиниту, сыпу и мыту», не оставлял сомнений в том, что назревал в событиях повести и какой-то процесс против местных ветеринаров и санитаров, которых собирались обвинить во вредительстве. Аресты среди ветеринаров и зоотехников в те годы, и особенно в 1937-м, были не редкостью.

Здесь следует вспомнить, что основной проблемой коллективизации в 1930 году стало резкое сокращение поголовья лошадей, коров, свиней, овец и даже домашней птицы. Именно в этом году повсеместно наблюдались «перегибы в коллективизации», попытки обобществить жилые постройки, домашний скот и птицу. Как заявил Сталин, срочно решивший замедлить этот процесс и обвинить в «перегибах» местные власти, «кулачество вело агитацию за убой скота перед вступлением в колхозы, убеждая крестьян, что в колхозе скот “все равно отберут”». Сталин подчеркивал, что в колхозах по директивам Политбюро «не обобществляются… жилые постройки, часть молочного скота, мелкий скот, домашняя птица» («Головокружение от успехов» // Правда. 2 марта. 1930).