К началу 1982 года я завершил вчерне историческую часть книги «Soviet Agriculture», охватившую период до 1941 года. Главный, неожиданный для меня, но основанный на статистике вывод состоял в том, что коллективизация крестьянства не решала проблемы продовольственного снабжения страны, а отвечала требованиям индустриализации. Производство продовольствия, особенно животноводческих продуктов, в период с 1929 по 1939 год не возросло, а уменьшилось. При этом из деревень ушли в города миллионы крестьян, обеспечив промышленные стройки дешевой и подвижной рабочей силой. В питании населения, даже деревенского, доля животноводческих продуктов упала к 1939 году по сравнению с 1924-м. Уменьшилось и потребление хлеба. Дефицит хлебных калорий компенсировался картофелем. Реальное увеличение продовольственных ресурсов произошло лишь в рекордно урожайном 1940 году. Возобновился и экспорт зерна, по иронии судьбы – прежде всего в Германию.
Далее мне предстояло рассмотреть послевоенные проблемы в сельском хозяйстве СССР и проанализировать их по отраслям (зерновые и технические культуры, животноводство, механизация, удобрения и т. д.). Именно в это время стало известно, что майский пленум ЦК КПСС собирается в Москве для обсуждения и принятия новой радикальной Продовольственной программы, рассчитанной на две пятилетки и нацеленной на возвращение продовольственной независимости страны. Осуществить ее планировалось путем преимущественных инвестиций в сельское хозяйство нечерноземной полосы Среднерусской равнины. Подготовка Продовольственной программы велась по инициативе Брежнева в течение двух лет.
Необходимость реформ стала очевидной после низких урожаев зерновых в 1979 и 1980 годах и катастрофически низкого в 1981-м. Импорт зерна достиг 46 млн тонн в год и при падающих ценах на нефть требовал внешних займов и кредитов.
До 1972 года Советский Союз обходился без импорта зерна. Однако рост городского населения и развитие промышленности, особенно в восточных и северных районах, требовали увеличения товарных продовольственных запасов. Но росту их производства не способствовала колхозная система принудительного труда – советский вариант крепостного права, при котором крестьянская семья не только отрабатывала «барщину» в колхозе, но и платила «оброк» в виде налога на арендуемые у колхоза приусадебные участки. Функции помещиков выполняли теперь председатели колхозов и сельсоветов, секретари райкомов и чиновники райисполкомов. Невыполнение обязательного минимума работ рассматривалось как преступление и вело к сокращению или конфискации приусадебных участков, арендуемых у колхоза. До 1956 года невыполнение колхозником обязательного минимума трудодней было основанием для исключения из колхоза и высылки в отдаленные районы СССР. (Эта крайняя мера была введена в 1948 году на Украине по инициативе Хрущева и активно применялась.) Государственных трудовых пенсий колхозники не получали. Их пенсии были символическими и часто лишь в виде натуроплаты. Отсутствие паспортов у советских крестьян ограничивало их права на передвижение по стране. Институт прописки не позволял колхозникам находиться в городах дольше трех дней и лишал их квалифицированного медицинского обслуживания. Таким образом, колхозники были лишены значительной части тех прав, которые по Конституции и на практике предоставлялись городским жителям. Проводить сельскохозяйственное освоение новых восточных территорий путем создания там колхозов было невозможно. На старых территориях число колхозов после 1945 года постоянно сокращалось, главным образом из-за их разорения. Сельскохозяйственный труд при постоянно низких закупочных ценах на все виды продовольствия был нерентабельным. Отсутствие у колхозов прибылей тормозило применение новой техники и удобрений, которые следовало закупать у государства.
Освобождение советских крестьян от введенной в 1932 году крепостной зависимости началось лишь в 1974 году, когда вышло Постановление Совета Министров СССР о введении единых паспортов для всех жителей СССР. Завершить процесс всеобщей паспортизации планировалось в декабре 1981 года. По некоторым подсчетам, из беспаспортного крепостного состояния были освобождены более 50 миллионов человек – в два раза больше, чем по манифесту Александра II в 1861 году.