Опасная профессия

Тоненький писк пейджера, лежащего среди вещей, извлеченных из кармана Глушенко, заставил всех вздрогнуть и оглянуться.

– Пережил своего хозяина, – заметил Миша, сматывая рулетку. – Что же он там сообщает?

– Курс доллара на завтра.

– Николай, вы все сообщения с него занесли в протокол? – старший следователь недовольно посматривал на то, как с тела убитого снимают широкий пояс, на котором был закреплен пейджер.

– Да, кроме подобных. Можно более точно предположить период, в течение которого здесь прогуливался Глушенко.

– Прогуливался, как ни странно, без телохранителя. Для него это нонсенс.

– Примерно с тринадцати сорока пяти по шестнадцать тридцать, но, скорее всего, раньше. Да, это странно. Мне кажется, Глушенко по личным причинам не взял с собой «тень».

– В смысле, у него была встреча?

– Скорее, свидание, – заметил второй оперативник.

– В любом случае, – как бы подводя итоги, произнес медэксперт, – об убийстве мы знаем порядочно. А об убийце… Впрочем, это уже по вашей части, но я видел, чтобы душили и аккуратнее. Хотя это мало что дает. Разве что внезапную решимость в определении орудия преступления. Но это уже по вашей части, я психологический портрет не нарисую, не вскрыв, – с усмешкой добавил он, зябко потирая руки.

– Интересно, нанял ли его кто или это самостоятельное решение, – фотограф убирал аппарат, стоя в сторонке от спорящих милиционеров. – Если только не быть уверенным, что жертва сама не придет к нему в руки. Вообще, трудно представить, что Глушенко так легко можно выманить на встречу….

– Вот именно, – следователь энергично закивал головой. – Надо протрясти все контакты Глушенко, даже давно забытые, кто знает, что всплывет на поверхность.

– Я и Никита этим займемся, – произнес второй оперативник, быстро взглянув на часы.

– Он и офис свой покинул, не привлекая внимания шофера и не беря машину, – сказал следователь, поднимаясь с поваленной сосны. – Тут, правда, и идти недалеко, но все же…

– Все-таки «стрелка». Я почти в этом уверен. Просто вторая половина не явилась, а вместо нее прибыл человек, который с самого начала, с момента договоренности о встрече….

– Слишком просто, – следователь покачал головой. – Может, разговор был.

– Может, был отвлекающий маневр.

Следователь хмыкнул.

– Нет, так гадать бесполезно. Глушенко дружить или совсем не умел или делал это отвратительно. Врагов у него предостаточно. Надо выяснить, кому из этого многочисленного коллектива понадобилось сводить с ним счеты именно и здесь.

– Qui prodest, – безо всякой интонации в голосе произнес медэксперт.

Свершилось. Произошло. Слава богу, ничего худшего, и ничего предполагаемого из черных вариантов не стряслось, пусть и земля дрогнула под ногами, и голова закружилась, неугомонный шум толпы штопором вбуравился в мозг, но минута-другая, я пошатнулся, почувствовав предательскую ватность ног, но устоял. Во всех смыслах устоял, спасибо и на этом. Можно вздохнуть свободнее. И без прежней, изматывающей душу, нервотрепки (чего только в голову не приходило за все это время!) планировать дела, которые мне предстоит совершить в этом городе.

Но такого, что было в газетах, я все же не ожидал. Газетная шумиха, поднявшаяся вокруг смерти некоего Глушенко Марата Вадимовича, превзошла все прогнозы, самые, что ни на есть фантастические. Все, не только областные, но и центральные поместили фото покойного на первую полосу, кричащие заголовки вышли в шапку газет, а статьи с интервью и комментариями занимали едва не половину самого номера. И было от чего. Бывший депутат Государственной Думы, вышедший в отставку после довольно громкого дела, ныне удалившийся вроде как на покой – теперь уж окончательно, таков каламбур – в свой родной город, и занимавшийся оказанием местной элите посильной помощи. В чем именно она заключалась, газеты недвусмысленно умалчивали, только намекая на его новые дела, но, и это отмечалось не раз, человеком он оставался примечательным во всех смыслах. И этого человека не стало.

Нет, боли и грусти в том не имелось, скорее недоумение, больше злорадство. Слава Глушенко была скандальной, наглой, экстравагантной. Журналисты не переставали задавать один и тот же вопрос: кому именно из влиятельных друзей и врагов понадобилось, чтобы он угомонился.

Я надеялся и не надеялся на это. Как игрок, поставивший на карту крупную сумму денег, как человек, купивший лотерейный билет, как завсегдатай казино, ломберного стола, ипподрома или иного коммерчески выгодного, но большею частью проигрышного предприятия. Можно сказать, я поставил на карту некую свою сумму, не знаю пока еще что – известность, громкость дела меня смущают, тревожат, но никоим образом не возбуждают – поставил и неожиданно выиграл. И сам не могу понять, в чем же состоит этот выигрыш, как его получить и что делать. Я пьян другим, я дрожу по совершенно иным причинам.