Опасная профессия

Не дождавшись ответа, она открыла калитку и прошла к своему дому. Следователь молча смотрел, как женщина поднялась на три ступеньки и захлопнула дверь.

Могу себя поздравить с отлично выполненной работой. Настолько хорошо, что я получил вполне заслуженный двухнедельный отпуск, правда, мне давно его обещали, и все как-то выходило, но нынче – все. Шефу ничего не оставалось делать, как подписать бумагу, освобождающую меня на некоторое время от выполнения обязанностей.

Мне повезло, что шеф заехал в тот самый городок, в котором квартировался и я, быть может, при ином раскладе сил, мне достались бы новые обещания, только теперь это не имеет значения. Я на две недели сам по себе.

Теперь, когда бумажная волокита отшелестела и осталась за горизонтом, я могу взвесить все варианты и спокойно решить, где же мне проводить долгожданные четырнадцать дней.

Мест особенно не много: либо отправиться на юг и потратить полученные от шефа средства там или махнуть к знакомым в Даугавпилс, не знаю, правда, как они меня встретят. Кажется, в прошлый раз я им успел надоесть.

Да, хорошо вот так распоряжаться временем, жаль не всегда это удается. Хотя, даже лучше, что не всегда. Долгожданные минуты покажутся несоизмеримо дороже и важнее. Наверное, я люблю свободное времяпрепровождение именно в сочетании со временем, подаренным шефу на то, чтобы прокормить себя. Спокойное просиживание штанов в какой-нибудь захолустной конторе выводит из равновесия, дурно на меня влияет. Куда лучше знать, что завтра или через неделю пейзаж изменится, а потом, когда еще одна часть моего задания будет выполнена, изменится снова. И это, наверное, основное, чем привлекает меня нынешнее мое положение – нечто среднее между коммивояжером и мальчиком на побегушках. Нет, я не чувствую в этом сарказма, я не стар, чтобы колесить по стране мне даже нравится это, особенно, когда попадаешь в город, который тебе интересен еще и как туристу. Как там, в городе, который я покинул совсем недавно….

И вот странное чувство, вернее, отсутствие его. Я словно привык к нынешнему положению и уже тягощусь тем, что перестал оглядываться по сторонам в поисках подозрительных взглядов блюстителей правопорядка. Перестал видеть ночные кошмары и вздрагивать перед тем, как провалиться в сон. Я перестал многое, и – тоже одна из странностей самого последнего времени – меня это начинает тревожить. Меня беспокоит, отсутствие реакции на прошедшие события. Меня беспокоит сама мысль о том, что все позади. Кажется, мне уже не хватает этих тревожных взглядов и вздрагивания при погружении в сон. Словно наркотик, который я попробовал раз, но за этот миг, он, хоть и обжег мой организм, но оказался слишком силен для меня. Слишком – чтобы не поддаться ему.

Чтобы… даже не знаю, как выразиться. Признаться, я и сам не понимаю, чего хочу сейчас, когда только редкие статьи в газетах, напоминают о прошлом, как о случившемся в другой жизни, в другом измерении, во сне.

Я стараюсь распланировать свободное время и пытаюсь заниматься осуществлением своих планов на те дни, что мне даны шефом в качестве свободного времяпрепровождения. Но чем больше занимаюсь этим, тем более беспокойно на душе. Ибо странная мысль, раз пришедшая, верно, побочное действие наркотика, никак не может отвязаться. Странная мысль. Ее можно выразить разве что одной английской поговоркой.

Как мне не хочется вспоминать ее сейчас.

Она подошла к телефону, сняла трубку. Частые прерывистые гудки свидетельствовали о том, что на том конце ее успели положить. Женщина нахмурилась и вернула трубку на базу.

В комнату вошла дочь.

– Кто звонил? – поинтересовалась она, глядя с надеждой на аппарат.

– Не знаю. Повесили трубку. Думаю, ошиблись номером. А ты куда-то собралась?

– Мне Антон должен звонить, мы с ним договаривались, – она посмотрела на мать. – А что?

Та только пожала плечами.

– Да нет, ничего. Я не возражаю.

Но неприятной холодок, затаившийся под сердцем после звонка без адреса, не оставлял ее в покое. Дочь ушла к себе, у нее имелся собственный аппарат, перед которым Наташа могла оказаться первой, когда позвонит ее приятель с предложением «куда-нибудь прошвырнуться», как говорит сам Антон, Наташин одноклассник, симпатичный молодой человек, против которого она ничего не имела и не возражала бы, если он и дальше…

Телефон зазвонил снова. Первой трубку сняла дочь, торопливо схватила, прокричала: «Але!» и еще раз: «Але!».

После чего телефон в гостиной тренькнул, трубка легла на рычаги. Дочь что-то недовольно буркнула про себя – женщина не разобрала слов – и решила позвонить Антону сама.

А мать села в кресло и включила телевизор. Шла программа новостей, диктор тусклым бесцветным голосом зачитывал выдержки из сообщения, сделанного сегодня главой правительства; речь шла о повышении акцизов и таможенных сборов с некоторых видов продукции. Ничего интересного, она переключила телевизор на другую программу.