– Представляю, – глухо произнес следователь. – Можете не объяснять. Чем закончилась история?
– Когда не стало хватать денег на дозу – о, господи, никогда этого не смогу забыть, – как же она кричала, как мучилась, умоляя меня достать наркотик, любой, неважно что. Мы отвезли ее в наркодиспансер, через несколько дней, когда вроде бы все пошло на поправку, она исчезла.
Софья замялась, молчала несколько секунд, но твердо закончила:
– Через несколько дней ее нашли на чердаке нашего дома. Смерть от передозировки героина, так нам врачи сообщили….
Следователь молчал, неотрывно глядя на стол.
– Вот и все, – резко закончила Софья.
– Как фамилия, вы не сказали. Фамилия того человека, который… которого вы встретили на дороге.
Она пожала плечами.
– Не знаю. Он из нацменов, Аня его Равилем называла. А, вообще, я слышала, что у него в своей среде нечто вроде прозвища. Его Гамлетом именовали, хотя вроде как чеченец, а не грузин или… – и не закончив фразы, в изумлении смотрела на перекосившееся лицо следователя.
Он хотел спросить ее о чем-то, но не смог. Только пристально смотрел на сидевшую перед ним девушку, а та, в свою очередь, удивленно разглядывала собеседника.
– Точно Гамлет? – хрипло выдавил следователь. – Вы уверены?
– Да, само собой. А почему?…
– Взгляните на фото, – не давая ей и слова сказать, он вытащил из ящика стола несколько снимков Османова. Девушка, даже не взяв в руки фотографии, быстро кивнула головой.
– Разумеется, это он. А что, вы его все-таки разыскивали?
Ответа не последовало. Вместо него затрезвонил телефон. Следователь сорвал трубку и несколько минут молча слушал тонкий, едва пробивавшийся сквозь неведомые дали голос. В кабинете наступила тягостная тишина, не прерываемая ничем, кроме этого, бесконечно далекого, едва слышного голоса.
Следователь дослушал и, буркнув пару слов в согласие на прощание, повесил трубку, осторожно положил ее на рычаги, точно боясь ненароком разбить. И снова взглянул на девушку, которая без единого слова разглядывала телефон, завороженная неожиданной неуверенностью, с которой рука следователя повесила трубку на место.
– Да, это Османов, – холодно процедил следователь. – Гамлет. Он и его телохранитель Али Алиханов погибли вчера вечером в аварии на двадцать пятом километре Спасопрокопьевского шоссе. За рулем был сам глава каратозовской группировки, по всей вероятности, не справился с управлением, – он механически повторял услышанные фразы, не вдаваясь в их содержание. – Шел дождь, машину на повороте занесло, она упала в овраг. Это и есть официальная причина дорожно-транспортного происшествия. Дождь и быстрая езда по мокрому шоссе.
Несколько секунд девушка по-прежнему молчала. Наконец, она передернула плечами и нерешительно произнесла:
– Но ведь я пришла… потому… как человек.
– Вы свободны, – коротко произнес следователь, не глядя на нее. – Слышите? – и взял ручку со стола.
– Но я же… – она продолжала сидеть, – в самом деле, я не могу. Вы же обязаны….
Старший следователь медленно поднял на нее усталый, ничего не говорящий взгляд.
– Вы все сказали? – спросил он мертвенным голосом.
– Да, я…
– Тогда вон.
– Но…
– Вы слышите? Вон отсюда, – он произнес эти слова, не повышая голоса. Но с таким напряжением, что Софья вздрогнула и вскочила со стула, едва не опрокинув его. Она задержалась у двери, все еще не веря в происходящее, что ее, несмотря на все признания, отпускают. Следователь глянул на нее, вертя ручку в пальцах, внезапно сжал ее в кулаке, послышался глухой хруст ломкой пластмассы; Софья, натужно пробормотав «извините», пулей вылетела в коридор.
Следователь разжал кулак, взглянул на изломанную ручку и во внезапном приступе ярости бросил со всей силы осколки в противоположную стену. Коротко вздохнул, успокаиваясь. После чего снял трубку «вертушки», набрал номер.
– Громушкина, – коротко попросил он, теребя бумаги, лежащие на столе.
На том конце что-то забормотали в ответ, извиняясь. – Уже ушел?… Да нет, не имеет значения. Ничего существенного, вернется, узнает сам.
И так же бережно положил трубку на рычаги.
Наверное, мне снился кошмар: я проснулся от прикосновения прохладной ладони Тамары Игоревны ко лбу. Почувствовал липкий пот, стекающий по вискам, странную дрожь и тяжесть во всем теле. И размытое предутренними красками лицо, склонившееся надо мною с выражением искреннего беспокойства.
– Ты кричал, – прошептала она, не отнимая руки ото лба. – Снилось что-то нехорошее?
– Должно быть, – покорно согласился я, всматриваясь в самую глубину ее встревоженных глаз. – Теперь все уже прошло.
– Ты уверен? Знаешь….
– Да, да, – я поспешил уверить Тамару Игоревну, что со мной и в самом деле все в порядке. И добавил: – Спи.
Она послушалась, и так, прижавшись ко мне, свернувшись клубком, как котенок, задремала на моем плече. А я смотрел в потолок, разглядывал светлеющие с каждой минутой узоры на обоях и молочный свет предутреннего часа, струящийся в зашторенное окно.