Опасная профессия: писатель

Однако всякие идеологические расхождения, официальные заявления, манифесты и платформы (того же самого имажинизма, к которому примыкал Есенин) мало интересуют простых любителей поэзии. Для них главное – стихи, строчки, которые бередят или греют душу. А творчество Есенина – это сплошная щемящая русская тоска и боль, когда поэт пребывал в миноре, и разудалое ухарство, когда он сам хорохорился. Пастернак говорил о Есенине: «Он в жизни был улыбчивый, королевич-Кудрявич, но когда начинал читать, становилось понятно – этот зарезать может».

Вернемся к рассказу о школьных годах. Если в школе Есенина не проходили, то все равно наиболее любознательные школьники его знали по переписанным от руки стихам (самиздат начинался не с Солженицына, а с Есенина, хотя, если быть точным, с еще более давних времен: на Руси всегда любили что-то запрещать).

Я тогда был увлечен поэзией (Блок, Бальмонт, Гумилев, Маяковский…) и, конечно, не мог пройти мимо есенинских строк, музыка которых завораживала:

Выткался на озере алый свет зари,
На бору со звонами плачут глухари…

В пору юношеских влюбленностей нельзя было, конечно, не цитировать таких магических строчек:

Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки положив…

Биография поэта тогда была неизвестна (кстати, и сегодня нет научной биографии Сергея Есенина, издан пока лишь сборник «Материалы к биографии»). Кому он посвящал стихи про любовь и жалость? Кого любил поэт? К кому обращался: «Молодая с чувственным оскалом…» или «Ты такая ж простая, как все, как сто тысяч других в России…»? Неизвестно. Но тогда это было не суть важно. В юности все мы эгоцентристы и сосредоточены исключительно только на себе. Нас трогали лишь собственные переживания и чувства, волновали не есенинские музы, а те девушки, с которыми мы встречались (Наташи, Риммы, Люси…). А стихи Есенина отлично шли как гарнир к блюду любви, которое мы готовили сами.

И все же не одну любовную лирику вычленял я, тогда молодой, из Есенина. Лично меня задевала безысходная грусть его некоторых стихов. Я часто повторял:

Устал я жить в родном краю
В тоске по гречневым просторам,
Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором…

Как говорил другой поэт, Михаил Светлов: «Откуда у парня испанская грусть?» Действительно, откуда? 17 лет – вся жизнь впереди, а тут прямое созвучие: «Устал я жить в родном краю…» На дворе 1949 год. Но к горькому сегодняшнему сожалению, в то время мы не понимали, в какой стране живем (да и само слово «тоталитаризм» тогда было неизвестно), кто руководит народом и куда его ведут. Глаза открылись значительно позднее. Но общая кислородная недостаточность, давящая атмосфера несвободы ощущались явственно (мы не понаслышке знали о лагерях и расстрелах). Жизнь в те годы была втиснута в узкие рамки государственных предписаний и ритуалов, ни вправо, ни влево не шагнуть и не вздохнуть полной грудью. Русь держали в жесткой сталинской узде, и она продолжала, как и предрекал Сергей Есенин, «плясать и плакать у забора». Забор был высокий и крепкий и наглухо отгораживал народ от остального мира. Мы все, прямые и непрямые наследники Есенина, были подзаборниками.

Когда я читаю сегодня мармеладно-зефирные слова о том, что «родина наделила Есенина сказочной, былинно неуемной силой», мне становится тошно. Была одна фальшь, пришла другая. Все было не так, ребята!.. А как? На мой взгляд, так. И тут я приступаю к своей версии биографии Есенина. Подчеркиваю: версии. Ее можно принимать, а можно и отвергнуть. Но у истоков этой версии стоят многочисленные свидетели – современники поэта.

Девушки в белом и голубом

Я написал «биография» и слукавил. Биография – это все вехи жизни, творческая лаборатория поэта, его мировоззрение, отношение к России, религии, революции, большевикам. Это рассказ о связях с друзьями, издателями, критиками и собутыльниками. Отдельные главки: Есенин и Горький, Есенин и Маяковский, Есенин и милиция и т. д. Обо всем этом я упомяну, но лишь мимоходом, а главная тема исследования – Есенин и женщины. Тема, конечно, локальная, но в то же время весьма показательная, характерная для выяснения личности поэта. И я бы даже сказал: основа основ.