Опасная профессия: писатель

А вот мнение о Пильняке Сергея Есенина: «Пильняк изумительно талантливый писатель, быть может, немного лишенный дара фабульной фантазии, но зато владеющий самым тонким мастерством слова и походкой настроений».

Сегодня нас с вами, как читателей, абсолютно не интересуют «идейные шатания» Бориса Пильняка, а вот мастерство слова, «походка настроений» – это как раз то, для чего мы берем книгу с полки.

«Всякая женщина – неиспитая радость…» – читаем мы в «Голом годе».

«Доктор Павловский хотел выслушать мое сердце: я махнул на сердце рукою! Я радостнейше выползал из гирь и резин, надевал в гордости штаны, и завязывал галстук, грелся солнцем, шлепал по плечам японцев, «юроси-гоза-имасил», т. е. объяснял, что очень хорошо!..» (рассказ «Синее море»).

Хорошо-то хорошо, но не для всех. А уж для Бориса Пильняка точно.

Есть ли утешение? Может быть, слова Эпикура? «Когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. Таким образом, смерть не существует ни для живых, ни для мертвых». А что думал на этот счет Борис Пильняк, когда его вели на расстрел?..

«Не жалею, не зову, не плачу…». Сергей Есенин (1895–1925)

Ничего, кроме России, не видел. Не реальной, всамделишной России, а видел лишь ту, которая требовалась для его стихов. Эта была традиционная литературная Россия.

Среди грузовиков с восставшими солдатами Есенин невозмутимо правил гоголевской тройкой. Он был ее последний ямщик.

Эммануил Герман. О Есенине

Необходимое предисловие

С легкой руки Марины Цветаевой, написавшей «Мой Пушкин», пошли гулять личные интерпретации литературных кумиров. Мой Достоевский, мой Лев Толстой, мой Есенин. И это, наверное, правильно, ибо любой талант – сотни граней, и одному человеку не ухватить всего. Личность уплывает за горизонт. Но если сложить воедино все отдельные субъективные виденья, то из этой мозаики может получиться почти полный портрет со всеми деталями, гримасами и вывертами.

К чему я все это? А к тому, что у меня есть личное отношение к Сергею Александровичу Есенину, и я тоже могу написать надменно собственническое эссе «Мой Есенин» (другой вопрос, как это написать: хорошо или плохо. Сохраняя объективность или перехлестывая через субъективный край).

В конце 40-х годов, когда я учился в школе (в московской школе № 554), Есенин был табуированной фигурой. В учебнике литературы о нем не говорилось ни слова. Учителя глухо проговаривали, что-де был такой крестьянский поэт, мелкобуржуазная контра, который плохо относился к советской власти. А потому и запрещенный. Мой давний друг Александр Стрижев рассказывал, как однажды в трамвае за чтением Есенина его застал один «дяденька» и по-отечески предупредил: «Мальчик, закрой книгу. За это срок дают».

Ну а теперь почти официальная справочка.

Четырехтомник Есенина вышел в 1926–1927 годах, после чего его стихи не издавались… 34 года. Правда, в 1949 была предпринята попытка, и сборник избранных произведений стоял в плане издательства «Советский писатель», но год был глухой, шла борьба с космополитизмом, и поэтому из издательского плана вылетело примерно три десятка книг, в том числе и есенинская. В 1961–1962 годах после долгого перерыва вышел наконец пятитомник: пять небольших бирюзовых томиков.

Что касается биографических материалов, то последние воспоминания о Есенине принадлежали Эрлиху. Они были опубликованы в 1930 году. И снова перерыв, абсолютное молчание. Первым осмелился напомнить о поэте Всеволод Рождественский, который напечатал статью о нем в журнале «Звезда» в 1946 году. Что сделали со «Звездой», вы помните (разгромное постановление ЦК партии в основном било по Ахматовой и Зощенко, но рикошетом, наверное, палили и по Есенину). Молчание в 16 лет (с 1930 по 1946 год) отлучило от Есенина целое поколение молодых людей. Из литературы вычеркнули классика русской поэзии, а на передний план выпятили других, более правоверных и более благонадежных поэтов, типа Суркова и Ошанина, во главе с главным соперником Есенина Владимиром Маяковским, которые «во весь голос» поднимали свои стихотворные сборники как «партийные книжки». Сергей Александрович был не из их числа:

Я вам не кенар!
Я поэт!..

Кто виноват в отторжении Есенина от советской литературы в те годы? «Патриоты» сразу закричат про Троцкого, Бухарина и Луначарского. Не буду спорить, это особая тема. А вот мнение Льва Троцкого, посвященное Есенину, любопытно. В одной из статей Троцкий, разбирая поэму «Пугачев», отмечает, что и «сам Пугачев с ног до головы Сергей Есенин: хочет быть страшным, но не может. Есенинский Пугачев сентиментальный романтик. Когда Есенин рекомендует себя почти что кровожадным хулиганом, то это забавляет…» И Троцкий, похлопывая по плечу Есенина, говорил, что поэт «левее нас, грешных», то есть большевиков.

Но вот «левого большевика» (все же большевика!) из революционного сада культуры и литературы выбросили.