Опасная профессия: писатель

В конце 1916 года состоялась встреча Бабеля с Максимом Горьким. Мэтр, посмотрев рассказы молодого сочинителя, посоветовал ему пойти «в люди». «В людях» Бабель провел семь лет: был репортером, служащим, солдатом, исколесил многие города и веси. Значительно позже, в 30-е годы, он сказал Леониду Утесову: «Человек должен знать все. Это невкусно, но любопытно». Жизнь, смерть, любовь – вот что притягивало к себе Бабеля. И все это сполна он увидел, находясь в рядах Первой конной армии в качестве корреспондента газеты «Красный кавалерист» по документам Кирилла Васильевича Лютова. В перерывах между походами, боями и грабежами Бабель вел походный дневник, который пропал. Опубликована лишь одна уцелевшая тетрадка. В ней крик и испуг истинного интеллигента: «Ад. Как мы несем свободу, ужасно».

Бабелевскую «Конармию» начали публиковать в 1923 году. Это целый материк слез и страданий простых людей. «Мы падаем на лицо и кричим на голос: горе нам, где сладкая революция?..» Предводитель Первой конной Семен Буденный был возмущен повествованием Бабеля, усмотрев в книге клевету на доблестных бойцов своей армии. Даже Виктор Шкловский экстравагантно выразился: «Бабель увидел Россию так, как мог увидеть ее французский писатель, прикомандированный к армии Наполеона».

А Бабель, отвоевав и отписав, вернулся на Молдаванку и поселился в дом старого наводчика Циреса и его жены Хавы. Именно там и родились знаменитые «Одесские рассказы» и про Беню Крика и его товарищей. Помните? «… Лавочники онемели. Налетчики усмехнулись. Шестидесятилетняя Манька, родоначальница слободских бандитов, вложила два пальца в рот, свистнула так пронзительно, что ее соседи покачнулись».

Пряные рассказы Бабеля завораживали, от них нельзя было оторваться. «Русская литература сера, как чижик, ей нужны малиновые галифе и ботинки цвета небесной лазури», – писал Виктор Шкловский, имея в виду образность и красочность «Одесских рассказов».

А дальше для Бабеля наступили тяжелые времена: выражаясь словами Блока, «уходил хмель революции», исчезали вольница и анархия, страна, туже затянув ремни, бросила все силы на строительство империи, и нужно было как-то вписаться в новую эпоху или окончательно выпасть из нее.

Вот что писала советская энциклопедия о Бабеле в начале 30-х годов: «Выходец из еврейской мелкой буржуазии, придавленной царским режимом, Бабель в своем творчестве дал своеобразный вариант мелкобуржуазного восприятия революции… Классовая действительность разбивает романтические настроения; отсюда – недоумение Бабеля перед пролетарской революцией и скептицизм…»

Читатели восторгались произведениями Бабеля, а официальные критики (в частности, печально знаменитый Г. Лелевич) утверждали, что все в писаниях писателя – «небылица, грязь, ложь вонюче-бабье-бабелевские пикантности».

Вся семья Бабеля уехала из России. Мог и он ее покинуть, имея возможность выезжать на Запад. Но Бабель этого не сделал. Почему? В конце 1932 года в Париже Бабель говорил художнику Юрию Анненкову:

– У меня – семья: жена, дочь, я люблю их и должен кормить их. Но я не хочу ни в коем случае, чтобы они вернулись в советчину. Они должны жить здесь на свободе. А я? Остаться тоже здесь и стать шофером такси, как героический Гайто Газданов? Но ведь у него нет детей! Возвращаться в нашу пролетарскую революцию? Революция! Поди-свищи ее! Пролетариат? Пролетариат пролетел, как дырявая пролетка, поломав колеса! И остался без колес. Теперь, братец, напирают Центральные Комитеты, которые будут почище: им колеса не нужны, у них колеса заменены пулеметами! Все остальное ясно и не требует комментариев, как говорится в хорошем обществе… Здешний таксист гораздо свободнее, чем советский ректор университета… Шофером или нет, но свободным гражданином не стану…»

Не стал. Не получилось.

Чуть раньше, 28 октября 1928 года, Бабель писал матери: «Несмотря на все хлопоты – чувствую себя на родной почве хорошо. Здесь бедно, во многом грустно, – но это мой материал, мой язык, мои интересы. И я все больше чувствую, как с каждым днем я возвращаюсь к нормальному моему состоянию, а в Париже что-то во мне было не свое, приклеенное. Гулять за границей я согласен, а работать надо здесь».

И он упорно трудился (хотя с каждым годом все меньше публиковался) – написал рассказы «Фроим Грач», «Ди Грассо», драму «Закат», пьесу «Мария». Ради заработка много работал для кино, задумал цикл рассказов и повесть «Коля Топуз», о которой говорил: «Я хочу показать, как такой тип (Топуз – типа Бени Крика. – Ю. Б.) приспосабливается к советской действительности. Коля Топуз работает в колхозе, потом отправляется на шахту в Донбасс. Но поскольку в душе он все же бандит, то постоянно в конфликте с нормальной жизнью и все время попадает в смешные и нелепые ситуации».