Опасная профессия: писатель

«…Прямо с порога попадаю в историю русской литературы. На стене большая фотография Маяковского, на которую мне указывает пожилая дама. Она ссорится со своим теперешним мужем. Это очень маленькая удивительная старушка, охраняемая галантным оруженосцем, своим мужем. Мы беседуем по-французски. Квартира буквально ломится от всякой всячины, именуемой здесь Лилей и «Брик-а-брик» (игра слов: старье, хлам. – Ю. Б.).

– Завтра я иду на фильм Тарковского «Зеркало». Я слышал, что это очень интересный фильм!

– Очень скучный, – говорит Лиля Брик».

Оценка Брик неудивительна: медлительный и пластический Андрей Тарковский после вулканического, огненного Маяковского, конечно, скучно…

Вспоминает журналистка Татьяна Иванова:

«Я видела Лилю Юрьевну Брик за несколько лет до ее конца на вечере Маяковского. Недалеко я сидела и глаз с нее не сводила – нельзя было наглядеться. Она ведь была красавица. Да, красавица в свои «за восемьдесят». Дивная грация в повороте головы, в каждом жесте, глаза глубокие, прекрасные…»

Но этот взгляд, скажем, панегирический. А вот иной, иронический, принадлежащий Андрею Вознесенскому, который назвал Лили Юрьевну «Пиковой дамой советской поэзии». Наблюдая ее в Малом зале ЦДЛ, Вознесенский живописует Брик:

«Пристальное лицо ее было закинуто вверх, крашенные красной охрой волосы гладко зачесаны, сильно заштукатуренные белилами и румянами щеки, тонко прорисованные ноздри и широко намалеванные прямо по коже брови походили на китайскую маску из театра кукол, но озарялись божественно молодыми глазами…»

Размышляя о судьбе Лили Юрьевны, Вознесенский пишет:

«Была ли она святой? Отнюдь! Дионисийка. Порой в ней поблескивала аномальная искра того, «что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья». Именно за это и любил ее самоубийца. Об их «амур труа» написаны исследования».

Вот так написал о Лиле Юрьевне Вознесенский. Не будем судить ее. Пусть Бог будет судьею каждому из нас.

Лиля Брик, как и Владимир Маяковский, сама оборвала нить своей судьбы. Четвертого августа 1978 года она покончила с собой, приняв много таблеток снотворного.

В воспоминаниях о Лиле Брик Лидия Гинзбург написала, что «самоубийство обычно акт молодости, сохраняющей еще свежесть воли и чувства, которые восстают против унижения, страдания…» Что ж, все это вписывается в характер Лили Юрьевны.

В одном из последних своих писем к Триоле Лиля Брик жаловалась (из Переделкино в Париж): «…Жарко! С утра двадцать восемь градусов. Сирень неистствует. Соловьи молчат».

Эти слова можно понять и метафорически. Неистовствующая сирень – это вечно торжествующая пошлость. А соловьи… Они поют, но очень редко. И очень кратко. А в основном – молчат.

Блуждающая звезда. Исаак Бабель (1894–1940)

К 100-летию Бабеля астрономы назвали его именем малую планету. Он и в русской литературе давно существует на правах «беззаконной кометы в кругу расчисленных светил». Или можно сказать по-другому: он – блуждающая звезда, зависшая над черной бездной ЧК… Сегодня Бабелю уже 118 лет, и мы пытаемся разгадать геометрию полетов этой странной звезды, его отношения с Софьей Власьевной, то есть с советской властью, дамой крутой и серьезной. Что касается литературного мастерства Бабеля, то тут все ясно. Высочайший класс. Золото высшей пробы.

Читать Бабеля – истинное наслаждение. Это пир для гурманов, праздник для книгочеев – до того поразительно богатство его речевой культуры. Сам Бабель возмущался собратьями по перу, которые были равнодушны к слову. «Я бы штрафовал таких писателей за каждое банальное слово!»

Исаак Эммануилович Бабель родился 1 (13) июля 1894 года в небедной и образованной еврейской семье. Из автобиографии: «Родился в Одессе, на Молдаванке, сын торговца-еврея. По настоянию отца изучал 16 лет еврейский язык, Библию, Талмуд. Дома жилось трудно, потому что с утра до ночи заставляли заниматься множеством наук. Отдыхал я в школе. Школа моя называлась Одесское коммерческое имени императора Николая II училище. Там обучались сыновья иностранных купцов, дети еврейских маклеров, сановитые поляки, старообрядцы и много великовозрастных бильярдистов. На переменах мы уходили, бывало, в порт на эстакаду, или в греческие кофейни играть на бильярде, или на Молдаванку пить в погребах дешевое бессарабское вино…»

Пытливый по натуре, юный Бабель одолел все 11 томов «Истории государства Российского» Карамзина. Читал Расина, Корнеля и Мольера. Писать начал еще в училище, на французском языке, которым владел великолепно. Первый рассказ на русском «Старый Шлойме» Бабель опубликовал, будучи студентом Коммерческого института, в журнале «Огни» (Киев, 1913 г.).