В принципе, не так уж и важно, где именно они познакомились: на банкете или в студии. Мне лично более важно узнать, как они понимали друг друга. Как пишет Герман про компанию, которая собиралась в кафе «Стойло Пегаса»:
«С английским и французским мы были равно не в ладах. Русская грамота ей давалась туго. Выручал немецкий. По-немецки она говорила свободно, но с английским акцентом. Владел им, с грехом пополам, и кое-кто из нас.
Так вот сговаривались.
Есенину улыбка заменяла слова. А то, не задумываясь, заговаривает с ней по-русски:
– Понимаешь ведь, Айседора?
Она его действительно понимала».
Понимание – это прекрасно. Но все же что это было? Любовь? Влечение? Амок чувств? Или математический трезвый расчет? Вот несколько мнений современников.
Эммануил Герман о Есенине: «Пил он в последние годы плохо. Хмелел сразу, как хмелеют непривыкшие к алкоголю. Так вот захмелел от Дункан».
Он же об Айседоре: «Дункан любила Есенина сентиментальной и недоброй любовью увядшей женщины».
Анатолий Мариенгоф: «Есенин влюбился не в Айседору Дункан, а в ее мировую славу. Он женился на ее славе, а не на ней – не на пожилой, отяжелевшей, но еще красивой женщине с крашеными волосами…»
Наталья Толстая-Крандиевская: «Любовь Есенина для нее как злой аперитив, как огненная приправа к последнему блюду на жизненном пиру…»
Еще процитируем Мариенгофа – из книги воспоминаний «Мой век»:
«С этой постаревшей модернизированной Венерой Милосской (очень похожа) Есенину было противно есть даже «пищу богов», т. е. холодную баранину с горчицей и солью. Недаром он и частушку сложил:
А самое страшное, что в трехспальную супружескую кровать карельской березы, под невесомое одеяло из гагачьего пуха, он мог лечь только во хмелю, мутном и тяжелом. Его обычная фраза: «Пей со мной, паршивая сука», – так и вошла неизменной в знаменитое стихотворение… Есенин был любимым. Изадора – любящей. Есенин подставлял щеку, а она целовала…»
Конечно, как всегда, у Мариенгофа все вперехлест и явное недоброжелательство, сначала к Райх, затем – к Дункан. А вот что пишет более объективный свидетель, один из биографов Есенина Илья Шнейдер, об этой необычной паре – Есенин и Дункан:
«Они же мазаны одним миром, похожи друг на друга, скроены на один образец, оба талантливы сверх меры, оба эмоциональны, безудержны, бесшабашны. Оба друг для друга обладают притягательной и отталкивающей силой. И роман их не только «горький», но и счастливо-несчастный, или несчастливо-счастливый, как хотите. И другим быть не может».
Возможно, в развитии романа свою роль сыграла векторность отношений: по структурному гороскопу Дункан – Тигр, а Есенин – Коза. Все может быть, но отношения двух знаменитостей вскоре перешли в плоскость любви-ненависти.
– Ты сука, – говорил ей Есенин.
– А ты – собака, – отвечала ему Дункан.
Юрий Анненков вспоминает: «Помню, как однажды, лежа на диване Дункан, Есенин, оторвавшись от ее губ, обернулся ко мне и крикнул:
– Осточертела мне эта московская Америка! Смыться бы куда!
И, диким голосом, Мариенгофу:
– Замени ты меня, Толька, Христа ради!»
Но кто заменит? Поздно. Мышеловка захлопнулась. 2 мая 1922 года Сергей Есенин зарегистрировал брак с Айседорой Дункан, который, между прочим, не был расторгнут до самой его смерти.
Журналист Семен Борисов описывает в мемуарах, как в один из вечеров Дункан в театре Зимина Есенин направился на ее выступление, не позаботясь о том, чтобы ему оставили места. «Он долго объяснялся и ругался с контролером, требуя, чтобы его пропустили.
– Я муж Дункан – заявил он.
Пропустили. Мы пошли за кулисы и дождались, когда вернется Дункан. При виде Есенина она бросилась ему на шею. Потом, указывая на грудь Сергея, она сказала:
– Здесь у него Христос.
И, хлопнув по лбу, добавила:
– А здесь у него дьявол…»
Уместно привести и оценку самой Дункан, которую ей дал строгий функционер советской литературы Иван Гронский:
«Наибольшее влияние на Есенина оказала Айседора Дункан. Дункан заслуживает самого большого уважения. Это артистка с мировым именем… Это очень порядочный человек, человек очень большого сердца, ума, чувства. Это великая актриса в полном смысле этого слова. Она любила Есенина, боролась за него, но из этого ничего не получилось; он немного поправился, но не настолько, чтобы работать в полную силу, нормально жить».
10 мая 1922 года, спустя 8 дней после регистрации брака, Есенин и Айседора Дункан вылетели самолетом в Германию «по делу издания книг: своих и примыкающей ко мне группы поэтов», как писал Есенин на имя Луначарского.
Один остряк того времени обозначил причину полета совсем иначе:
Посетив Германию, Бельгию, Францию, Италию и США, Сергей Есенин 2 августа 1923 года вернулся на родину. Пятнадцатимесячное путешествие.
Он думал, что они едут на равных. Ан, нет.