– Я уже жена поэта.
Она неодобрительно качает головой:
– Пожалеете, и как еще, об этом! Вот увидите. Поэты – отвратительные мужья и плохие любовники. Уж поверьте мне. Хуже даже, чем актеры, профессора, цирковые борцы и спортсмены. Недурны военные и нотариусы. Но лучше всех – коммивояжеры. Вот это действительно любовники. – И она начинает восхвалять качества и достоинства коммивояжеров.
– А поэты, – продолжает она, – о них и говорить не стоит – хлам! Одни словесные достижения. И большинство из них к тому же – пьяницы, а алкоголь, как известно, враг любовных утех…»
Что было потом? Очередной скандал с битьем посуды. «Шампанея», фрукты, конфеты, не говоря уже о роскошном номере в отеле, – откуда деньги? Богатая Дункан не скупилась на траты для своего мужа-поэта, который и не оправдал ее любовных ожиданий. И все же Дункан не была миллионершей, и обиженный Есенин жаловался в письме к Мариенгофу: «Изадора прекрасная женщина, но врет не хуже Ваньки. Все ее банки и замки, о которых она нам пела в России, – вздор. Сидим без копеечки…»
Письма Есенина из Европы и Америки полны неприкрытого нытья. Он критиковал Айседору. Ругал Европу. Крыл Америку.
Отношения Есенина и Дункан зашли в тупик.
Да, Дункан донимала Есенина ревностью – ко всякому и ко всякой… Старалась не отпускать его от себя ни на шаг. Есенин, естественно, «взбрыкивал». Бушевал. Как и в этом стихотворении, называл свою подругу «стервою» и посылал ее ко всем «чертям». Но в конце чисто есенинское:
По канонам русской простонародной любви это все так: побил – пожалел, обругал – приласкал. Милые бранятся – только тешатся. Но только все это до определенного предела. А тут нить притяжения оборвалась. Они вернулись в Россию, утомленные и раздраженные друг другом. Айседора поехала в Крым, туда должен был приехать и Есенин. Несмотря ни на что, его там ждали. Почти ежедневно шли телеграммы от Дункан и Ильи Шнейдера, директора-администратора студии Дункан и мужа ее приемной дочери Ирмы. Как отмечает Галина Бениславская: «Телеграммы эти его дергали и нервировали до последней степени, напоминая о неизбежности предстоящих осложнений, объяснений, быть может, трагедии. Все придумывал, как бы это кончить сразу. В одно утро проснулся, сел на кровати и написал телеграмму:
«Я говорил еще в Париже, что в России я уйду ты меня очень озлобила люблю тебя, но жить с тобой не буду сейчас я женат и счастлив тебе желаю того же Есенин».
Дал прочесть мне. Я заметила – если кончать, то лучше не упоминать о любви и т. п. Переделали:
«Я люблю другую женат счастлив Есенин».
И послал…
«Жена» – это Галина Бениславская. Именно в ее комнате поселился Есенин по приезде из-за границы. Бениславская давно находилась под гипнозом есенинских стихов, была ему верной подругой, доверенным лицом и помощницей по издательским делам. Поселился Есенин не один, а со своей сестрой Катей.
Но на этом любовная драма с Айседорой Дункан не закончилась. Айседора появилась в Москве, и Есенину пришлось поехать к ней объясняться. Результат объяснений? В своих воспоминаниях Бениславская пишет: «Трудно представить себе то кошмарное состояние, в каком его нашла. Весь дрожит, все время оглядывается, скрежещет зубами. Когда я подошла – сжал до боли мою руку и все время не выпускал, как будто боялся, что я уйду и оставлю его. Все время повторял: «Надо поговорить, не уходите только… Меня будут тянуть к Изадоре – а вы не пускайте. Ни за что не пускайте, иначе я погиб».
Тут требуется пояснение. К Дункан тянулся не только сам Есенин, но и тянули к ней его же друзья, как пишет Бениславская, «присосавшиеся к его славе проходимцы, пройдохи и паразиты (среди них она называет Ивана Приблудного, Марцела Рабиновича, Семена Борисова, Иосифа Аксельрода и других). Совместное сочетание Есенин – Дункан давало им дополнительные дивиденды в форме гуляний и выпивок. Поэтому Есенина чуть ли не насильно заталкивали в объятия Дункан. Все эти встречи сопровождались обильными возлияниями, скандалами и даже кокаином. В очередной раз Бениславская буквально выцарапала поэта из всей этой гоп-компании и, как она пишет: «Я, уже счастливая, что все опасности миновали, объясняла: «Едем домой, теперь уже никуда не сбежите». Есенин был в опьянении, но все понял: «Да, хорошо, очень хорошо, что хорошо кончается».