Сидя с ногами на покрывале, он смотрел вторую часть региональных новостей, начавшихся в 19.20, и был уверен, что в этот момент его мать тоже перед экраном, она каждый вечер смотрела эту же часть новостей; либо сестра, либо племянники сажали ее перед телевизором, и она смотрела вместе с ней, а иногда даже с отцом, особенно зимой, на канале «303», выпуск «Юг-Пиренеи». Там говорили о знакомых ему местах, но он смотрел на это, как на образы какой-то другой страны, ему было уютно перед этой программой, это возвращало его к привычным и в то же время далеким заботам. Ведь из Парижа эти пейзажи казались весьма далекими, от их вида на него накатывала ностальгия, очень конкретная, поскольку физически его там уже не было, так что, когда в его дверь трижды постучали, он сразу же подумал об австралийцах, о полиции, о ребятах из агентства по найму жилья, в общем, о ком-то, кто явился усложнять ему жизнь. Но едва он открыл дверь, как она упала в его объятия, обхватила, прильнула и стиснула изо всех сил. Людовик не успел даже закрыть дверь и выглянул, проверяя, нет ли кого-нибудь в коридоре, а она цеплялась за него с поразительной жадностью, вдыхая его запах, словно чтобы наполниться слишком долго ожидаемым ароматом. И вдруг он ощутил, что все его страхи, весь его гнев рассеялись. Всякий раз, когда он снова видел ее, она казалась ему более пылкой, более страстной, он чувствовал, до какой степени ей хотелось его увидеть, все-таки для нее прийти на эту лестницу, объявиться здесь в открытую было рискованно, совершенно очевидно, она держалась за него, быть может, опрометчиво придавая ему слишком большое значение, о чем потом пожалеет – он не знал.
– Людовик, мне никак не удается.
– Что?
– Мы можем увидеться?
– Но я же здесь, мы и так видимся!
– Нет, сейчас я опаздываю, Ричард в Штатах на два дня, мне надо вернуться. Послезавтра ты можешь?
– Да, конечно. Здесь?
– Нет, в «Большом Каскаде», как в тот раз.
Он сдержался, чтобы не сказать ей, что это на другом конце Парижа, а в четверг во второй половине дня у него встреча на севере департамента Сена и Марна, аккурат в противоположной стороне, так что это ему не подходит, но сказал ей всего лишь, что глупо назначать свидание так далеко, тогда как здесь они друг у друга, так сказать, «под рукой»…
– Нет, нам надо поговорить. Когда мы видимся здесь, мы говорим, конечно, но в основном занимаемся другим, и ты сам это прекрасно знаешь, а тут нам надо поговорить серьезно, понимаешь, на этот раз это важно…
– Ты об австралийце говоришь? Как он, слышала о нем что-нибудь?
– Да плевать мне на австралийца. Ты все правильно сделал. Не беспокойся, все было правильно.
– Аврора, тогда о чем же ты хочешь поговорить?
Она снова схватила его лицо с ошеломляющей силой, а он позволил поглотить себя этим поцелуем, теперь эта женщина была захлестнувшим его головокружением, с которым он не мог справиться. Она пришла с улицы, ее пальто, ее кожа, ее лицо были прохладными, дыхание тоже, но она не хотела задерживаться, рисковать опозданием, тогда он обнял ладонями ее лицо, чтобы ответить на поцелуй, хотел помешать ей уйти, обвив ее, ошеломить своим желанием, но она высвободилась и отступила, глядя ему в глаза:
– Знаешь, я люблю тебя.
Он не знал, что ответить, не знал даже, требовалось ли это, похоже, она и не ждала ответа, это был всего лишь порыв, он не был способен сказать ей: «Я тоже тебя люблю», это казалось ему невозможным. Однако ему хотелось этого. Но он боялся, как бы Матильда его не услышала, глупо, конечно, и тогда он сказал ей всего лишь:
– Аврора, останься ненадолго…
– Нет. Увидимся послезавтра. В пять часов!
И он остался там, перед этой по-прежнему зияющей дверью, она уже исчезла из коридора, в какой-то момент у него возникло чувство, что все это ему только привиделось, но, к счастью, здесь остался ее запах, у него им пропахло все лицо и во рту его было полно, никто и никогда его до такой степени не околдовывал. За спиной он слышал конец какого-то репортажа о волке, резавшем овец, который набрасывался на отары и убивал всех животных подряд просто ради удовольствия убивать, но где это было? Точно не в его родных краях. Он-то думал, что Аврора будет злиться на него за то, что он отдубасил того австралийца, что она плохо это воспримет, а она, наоборот, поблагодарила его за это, как за воронов. В итоге, как только он разделывался с кем-нибудь, она его благодарила, как только он улаживал какую-нибудь ситуацию с помощью насилия, она его благодарила. Он подумал, что волк в нем нравился ей больше, чем овца.
– Прилягте, мадемуазель.
– Оставьте меня в покое, черт возьми!..
– Доверьтесь мне, лягте, вот увидите, когда ложишься, сразу же успокаиваешься, это психология, нельзя одновременно лежать и гневаться, можете мне поверить, это главное, что я усвоил за те годы, что занимаюсь оказанием первой помощи пострадавшим!
– Оставьте меня! В любом случае вам тут не хрен делать!
– Пожалуйста, мы все постараемся сохранить спокойствие, давайте, прилягте, мадам Бельсан…
– Проклятье, не называйте меня мадам!