– Через ущелье нам не пройти – засада не пустит, – Чимбер удрученно покачал головой, – другого пути, через горы, нет. Всюду снег, снег, снег… Тьфу! – он до хруста сжал кулаки, ударил одним кулаком о другой. – Усмана в этой ситуации может спасти только нюх. А нюх у него есть.
– Пусть спасет его Аллах, – сказал Кривоногов. – Еще он должен соблюсти меры предосторожности. Кто у Усмана советником по этой части? Холеный?
– Поручик Холеный – человек опытный, он подскажет Усману, как поступить, – взгляд черных глаз Чимбера сделался жестким, того гляди, из них вот-вот полыхнет огонь. – А ты тоже ломай голову, думай, – произнес он тихо, почти угрожающе, – может, какой-нибудь другой выход найдется? Откуда Емельянов узнал, что Усман сегодня собирается переходить границу?
– Разведка донесла.
– Р-разведка, – проворчал Чимбер. – Когда-нибудь мы поотрезаем этим разведчикам головы.
– Есть у меня одна новость, – проговорил Кривоногов медленно, наморщил лоб, – не знаю только, можем ли мы пришить ее к нашим делам или нет…
– Ну!
– Емельянов в сумерках отвел свою жену в кишлак, где-то спрятал – боится предстоящей стрельбы.
– Где именно спрятал?
– Точно не знаю, но думаю – в фактории… Своих людей у него в кишлаке нет.
– Резонно. В грязную кибитку он вряд ли приведет чистую кралю. Что ж… – Чимбер задумчиво сцепил пальцы. – В этом что-то есть. Надо обдумать. В фактории, говоришь?
– Точно так – в фактории. Ладно, – Кривоногов заторопился, – мне пора назад.
– Ты смотри, наших там не перестреляй.
– Как-нибудь отличу своих от чужих. Не учи ученого.
Чимбер хмыкнул и, не прощаясь с Кривоноговым, нырнул за занавеску, на женскую половину: помочь курбаши Усману он был бессилен, Усман сейчас спасти себя мог только сам.
Кривоногов махнул рукой, словно бы прощая Чимбера, и поспешно вывалился из кибитки.
В конце концов он свое дело сделал, соглядатая Усмана предупредил, совесть его перед курбаши, который иногда подкидывал Кривоногову деньги, была чиста.
Вновь под ногами резко завизжал снег, было скользко, сердце глухо билось в висках – того гляди, костяшку проломит, перед глазами вспыхивали и уплывали куда-то в сторону тусклые красноватые искры.
На заставу надо было попасть как можно скорее, не то, не дай бог, из ущелья заявится Емельянов. Идти из кишлака к заставе было труднее, чем с заставы в кишлак, дорога все время шла вверх да вверх, не было ни одного ровного перепада. Дыхание в Кривоногове рвалось, сапоги разъезжались в разные стороны, от полушубка оторвались сразу две пуговицы и нырнули в снег – не найти.
Внутри сидела досада – не понравилась ему реакция Чимбера – заложит он Кривоногова Усману, глазами своими он готов был прострелить Кривоногова насквозь, и прострелил бы, если б мог.
Кривоногов с хрипом влетел во двор заставы, остановился около бойца, расхаживавшего с винтовкой подле ворот, выдавил из себя, окутываясь блескучим паром:
– Как тут дела?
Боец дохнул ответно, также окутался паром:
– Пока нормально, товарищ командир.
– Емельянов не появлялся?
– Нет.
Заместитель начальника заставы с облегчением вытер рукою лоб, шумно вздохнул. Покашлял в кулак. Всмотрелся в темное живое пятно, прилепившееся к углу забора, не сразу понял, что это пулеметчик. Повар Петров, умеющий одним-единственным лавровым листком, попавшим в руки, неузнаваемо изменить вкус супа, умел, оказывается, выбрать из двух десятков позиций самую выгодную для пулемета – выбрал в той части изгороди, где к ней вплотную подступала каменная гряда и забор был хорошо прикрыт – к нему вплотную подступал тяжелый обледенелый гребень. Для лучшего обзора выставил две доски. Кривоногов сморщился недобро: этот повар может из людей Усмана нарубить много капусты…
Кривоногов лапнул себя за бок, где висел наган: в конце концов на этого шустрого повара уже отлита пуля. Но тогда Кривоногову и самому придется уйти за кордон – здесь оставаться будет нельзя. А уходить туда рано. Да и не примут его там без заслуг. А с другой стороны, очень не хочется отдавать и власть, и землю эту каким-то замызганным, нестираным, пропахшим дурным духом большевикам… Неужели они возьмут верх? В это Кривоногов не верил.
Народу на заставе оставалось немного, смять необстрелянных, со следами детских соплей под носами бойцов для опытных мюридов Усмана будет делом плевым – в пять минут могут справиться. Хуже будет с такими тертыми калачами, как Емельянов и Петров: эти без боя не сдадутся, отбиваться будут до последнего патрона.
Кривоногов пересчитал всех, кто оставался на заставе, пересчитал по головам, поштучно, чтобы, не дай бог, хотя бы один, спрятавшись где-нибудь в каморке под ружейной ветошью, остался неучтенным.
В карман тужурки насыпал патронов – всегда можно будет засунуть в барабан, выковырнуть из гнезд стреляные гильзы.
Теперь оставалось одно – ждать.