Читаем Опасная тишина полностью

Второе ущелье, способное вывести банду к кишлаку и заставе, в зимнюю пору считалось непроходимым, его наполовину заваливало снегом, человек нырял на дно его, как в глубокую воду, и самостоятельно выкарабкаться не мог. Слава у ущелья была недобрая, и кишлачный люд боялся в него заходить.

Еще говорят, что в ущелье этом жил огромный снежный медведь, всякого непрошеного гостя он мог разорвать пополам – так был силен и свиреп.

Значит, у Усмана оставалась одна дорога – через Рубиновое ущелье. Емельянов прикинул, где ему лучше будет поставить пулеметы. Скорее всего, пулемет братьев Нефедовых надо будет вынести вперед, братья все-таки поопытнее, пообкатаннее пулеметчика заставы. На заставе, как ни странно, лучше всех владел этой машинкой повар. Да-да. Веселый конопатый Петров. Он же лучше всех умел готовить и еду: и борщ мог сварить, и жаркое приготовить, и с пловом справлялся, и хлеб пышный умел печь. На все руки был мастер Витя Петров.

По части меткости – одной очередью разнести какой-нибудь старый дувал – осыпающуюся глиняную ограду, Петрову уступал даже штатный пулеметчик заставы Хакимов, полутаджик-полутатарин, молчаливый задумчивый человек с тонким восточным лицом. Происходил он из бедной семьи, отец с матерью его умерли от голода, сам Хакимов много скитался, добрел до Питера, там его и забрали в армию, поскольку подоспел срок.

Воевать с мусульманами он не очень хотел, но в наряды ходил исправно, к пулемету привязался, как к родному существу, хотя стрелял хуже, чем Витя Петров.

Придется Петрова ставить на пулемет, другого выхода нет. А Хакимова к нему – вторым номером. Либо отдать ему ручной «люис», штатный, второй «люис», починенный, Емельянов придержит при себе. Начальник заставы задумчиво потер пальцами переносицу. Хорошее упражнение – на переносице сходятся какие-то нервы, помассируешь немного их – и глаза начинают лучше видеть, резче и острее, и усталый звон в ушах пропадает, и голова перестает болеть… Хлопот много, голова болит постоянно.

Скорее всего, Хакимову надо отдать штатную «люсинду» и послать его в Рубиновое ущелье. Братья Нефедовы засядут с пулеметом на левой стороне ущелья, Хакимов замаскируется в снегу и камнях справа.

Банда попадет в вилку. По данным Емельянова у курбаши Усмана был помощник – мулла Бекеш, человек изворотливый, хитрый, умеющий брать свое если не мытьем, то катаньем. Мумин сказал Емельянову, что мулла этот похож на лису: и ходит, как лиса, хвостом виляя, и лицо у него лисье, и говорит вкрадчиво, тихо, будто по-лисьи мурлычет, и глаза всегда прячет, не смотрит прямо.

– Ты его знаешь, Мумин? – удивленно спросил Емельянов.

– Пару раз встречались.

– Ясно.

Начальник же у муллы, курбаши Усман, в отличие от своего помощника был человек прямой, как телеграфный столб, жесткий, грубый, не привыкший подчиняться, хотя Джунаид-бек все-таки подчинил его себе: видимо, купил английскими деньгами. Больше Усмана покупать нечем, все остальное у него есть.

Англичане все время вертятся у границы, на сопредельной территории, подливают масла в огонь, стараются, чтобы костер не затухал, а наоборот, разгорался посильнее и в конце концов спалил тут все дотла – вот тогда они станут хозяевами положения и дадут шороха здешним кишлакам, горам и долинам… А в горах, как подозревал Емельянов, тут много чего водится. По части полезных ископаемых.

Да, Нефедовых и Хакимова надо посадить в ущелье, дать им в помощь человек восемнадцать бойцов – должны справиться. Человек шесть нужно оставить на заставе. Во главе с Кривоноговым. Человека три… Стоп, стоп, что-то уж больно раздухарился товарищ начальник – больше людей в распоряжении Емельянова не было. Свободной фигурой на этой большой шахматной доске оставался лишь он сам. И это все, в наличии, кроме него, никого больше нет.

Он еще минут пятнадцать сидел над картой, потом позвал к себе Кривоногова.

– Обстановка у нас, Семен, тяжелая, – сказал он Кривоногову, – сегодня, максимум завтра через нашу заставу будет прорываться банда Усмана…

В глазах Кривоногова зажглись заинтересованные огоньки. Зажглись и тут же погасли, Емельянов засек их, но ничего не сказал.

– Кто сообщил об Усмане? – неожиданно отрывисто спросил Кривоногов.

– Комендант Васин. – Емельянов вгляделся в своего помощника. – А что тебе, собственно, не нравится?

– Все нравится. Хотя я не очень уверен, что Усман по снегу направится прямо к нам – утонет в лавинах.

– Он не к нам пойдет, Семен, а за кордон, вот куда. На нас ему плевать. Его ждет Джунаид-бек, понял? Твоя задача – отразить нападение на заставу, если, конечно, Усман прорвется сквозь ущелье. Ну и… – Емельянов ткнул рукой в темное окошко, где в ночи растворились простенькие глиняные кибитки, – защитить кишлак. Других задач нет.

– Дались тебе эти чернозадые, – небрежно бросил Кривоногов. – Их-то чего защищать?

– Не мне дались, а государству. Тому самому государству, которому ты служишь. Рабоче-крестьянскому… Понял?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза