Опасная тишина

Все, пора. За басмачами, втянувшимися в расщелину, колыхалась темная, забусенная снегом масса – банда у Усмана была большая, может быть, даже больше, чем сообщала разведка. Считать басмачей было бесполезно. Емельянов сквозь зубы втянул воздух в себя, задержал его во рту и надавил указательным пальцем на крючок спуска. Ощутил, как затряслась в оглушающем стуке «люсинда».

Криволапый басмач, шедший первым, остановился, задергался, стаскивая с шеи пулемет, но помешали веревки, и он, взвизгнув надорванно, тонко, ткнулся головой в снег, лохматая шапка поспешно отпрыгнула от него, словно бы боялась попасть под пулю.

Сверху на криволапого плашмя лег еще один басмач.

Слева и справа от Емельянова, впереди грохотали выстрелы, вспышки врезались в темноту и, оставляя в ней небольшую светлую дырку, гасли. Емельянову хорошо был слышен голос «максима» – молодцы братья Нефедовы, работают, будто хлеб молотят. Емельянов сменил диск и бил теперь по мечущейся толпе короткими точными очередями.

Войско курбаши Усмана таяло на глазах.

Под пули попали и сам Усман, и мулла Бекеш, и русские офицеры Гудков с Холеным…

Чимбер спешил. Но, несмотря на спешку, дважды сделал остановку – вытянув голову, он напряженно слушал пространство, пытаясь уловить в нем звуки далеких выстрелов, ничего, кроме ветра да шороха перемещающихся с места на место снеговых косм, не слышал и, облегченно взмахивая руками, двигался дальше.

Задача в кишлаке у него была одна – присматривать за заставой: все ли у красных погранцов спокойно? Если спокойно, то хорошо – проспали буденовцы курбаши Усмана вместе с его людьми, если же неожиданно возникнет суета, шум, то надо будет предупредить курбаши.

Легко сказать – предупредить… А как, когда вся застава сидит в ущелье, перекрыв его целиком? Засаду не обойти. Чимбер на ходу выплюнул залетевшую в рот ледышку, противно похрустел крошкой, угодившей на зубы, – тьфу!

Он так торопился, что едва не налетел на реденькую ограду фактории, выругался и, ухватив руками пару деревянных планок, с треском выломал их.

– Понастроили тут… мастера краснопузые.

Одно из окошек фактории едва приметно мерцало – свет лампы почти не проникал через снеговую махру, прилипшую к стеклу. Чимбер отдышался, перемахнул на ту сторону ограды и постучал кулаком в дверь.

– Эй, народ! – прокричал он как можно громче и веселее. – Открывай запоры!

В ответ – ни единого звука, только слышно было, как завывает ветер, пытаясь сдвинуть с места тяжелые глыбы снега, прикипевшие к камням, тужится, надрывается, но все тщетно. – Эй, народ, я знаю, что вы здесь, открывайте!

Поджечь бы это неказистое деревянное сооружение, – впрочем, выглядело оно среди кибиток дворцом, туземцы здешние ранее такого не видывали, – и дело с концом, но для начала из фактории надо было еще выманить жену красного командира.

Наконец в сенях фактории кто-то зашевелился, поинтересовался испуганно:

– Кто там?

– Свои. С заставы.

– A-а, с заставы, – кашляя, облегченно произнес невидимый человек, забрякал засовом. – Раз с заставы – значит, действительно свои.

Чимбер выдернул из-под бурки револьвер, щелкнул курком. Эх, услышать бы Семену Семеновичу это предостерегающее щелканье, но, занятый засовом, своими мыслями, заведующий факторией этого не услышал.

– Вот, зар-раза, – выругался он, продолжая дергать засов, – заедает!

Наконец засов подался, и Семен Семенович распахнул дверь. Чимбер поспешно шагнул в сенцы и сунул ему под подбородок револьвер. Стволом приподнял голову Семена Семеновича и предупредил:

– Тихо! Кричать не советую – хуже будет. Понятно?

– П-понятно, – застучал зубами Семен Семенович.

– Зубами-то не щелкай, – предупредил Чимбер, – не поможет. Где жена начальника заставы?

– Тама, – Семен Семенович ткнул пальцем себе за спину.

– Пошли!

Семен Семенович попятился, вслепую нащупал ручку двери, дернул ее на себя. В глубине дома, за столом, у тусклой лампы-семилинейки, – Семен Семенович берег керосин, – сидела очень красивая, гибкая, как юная гимназистка, женщина и выжидательно смотрела на Чимбера.

– Что случилось, Семен Семенович?

– Да вот… товарищ с заставы.

Женщина иронично сощурилась.

– Что-то я не помню такого товарища на заставе.

– А меня и не надо помнить, – грубо проговорил Чимбер и, оттолкнув заведующего факторией в сторону, шагнул вперед, – я из тех людей, которых вообще не надо помнить. Одевайтесь! – Чимбер повысил голос. – Быстро!

– Куда вы меня?

– К мужу.

– Он что, сам не мог прийти?

– Как видите, не мог.

Женя перевела взгляд на Семена Семеновича. Тот стоял бледный, придерживал пальцами нижнюю челюсть, чтобы не дрожала, и ошалело хлопал глазами – не мог понять, что произошло.

– Семен Семенович, – тихо произнесла Женя, и, споткнувшись, умолкла – поняла, что пришедший имеет к заставе отношение не большее, чем она к круговороту воды в природе.

– Ы-ы-ы… – выдавил заведующий факторией сквозь дрожащие челюсти странный звук.

Чимбер подскочил к Жене, больно ухватил ее за руку.

– Я же сказал: одевайся! Разве что-то непонятно? Или, может, пояснить? – он показал Жене рукоятку револьвера. – Не то ведь я могу…