– Так точно, понял, – промямлил старший инструктор.
Бумага, которую он сочинил, не удовлетворила комиссара. Из кабинета он вышел уже пониженный в должности – не старшим инструктором, а просто инструктором. Лицо его было бледным, каким-то обвисшим и постаревшим, и сам он был постаревшим – согнувшимся и вроде бы даже усохшим в теле, хотя был человеком еще молодым и полным сил.
Вот и съездил в Покровку навести порядок, вот и навел…
Пограничная разведка проверила плаксивого нарушителя-китайца, взятого Кацубой, выяснила, что про себя он все соврал – не было у него ни стонущих от голода детей, ни жены, способной выдрать мужу остатки волос, ни фанзы своей, в которой он мог скрыться в случае непогоды – врал он все, медвежьи лапы добывал по поручению банды, промышлявшей поставками уссурийского сырья в Китай…
На допросах китаец запирался, все отрицал, в конце концов его отправили в колонию в Читу – там и следственный аппарат был получше, и нравы пожестче, там мог расколоться не только этот китаец с крохотным личиком, но и человек с более крупной физиономией, поэтому шансов выйти из этой переделки неощипанным у него почти не стало.
Долго решали, что делать с медвежьими лапами – то ли закопать их в землю, то ли передать китайской стороне – пусть пустят в дело, в конце концов из истории этой нужно было извлечь какую-то пользу, хотя бы самую малую… Но потом решили, что передавать лапы китайцам – это значит поощрять нарушителей, уничтожающих живое добро Страны Советов, и мешок с медвежьими лапами зарыли на свалке. Кацубу поощрили – выдали ему нагрудный значок и разовый продуктовый паек – командирский.
Морозы простояли недолго, их сменил мягкий незатейливый снегопад, пушистый снежок лег на фанерную корку наста и очень быстро превратил ее в податливый материал, любой след, даже птичий, невесомый, четко отпечатывался в снегу, читать картину передвижений, происходивших в лесу, было одно удовольствие.
Недалеко от заставы Кацуба неожиданно обнаружил тигриный след – вдавлины были глубокие, оставлены тяжелыми лапами – зверь был серьезным, много серьезнее того, что преследовал следопыта, когда тот возвращался из отпуска на заставу. Раньше в окрестностях заставы таких крупных тигриных следов не замечали. Неужели тигров перестали интересовать звери и начали интересовать люди?
Если где-то объявлялся тигр-людоед, его старались побыстрее уничтожить.
Тигр обошел заставу кругом – правда, особо к ней не приближался, держался на безопасном расстоянии, – видимо, знал, что с заставы могут стрелять, – и неспешным шагом удалился в тайгу.
Кацуба прошел километра два по следу, пристально всматриваясь в каждый отпечаток и одновременно внимательно приглядываясь к Цезарю: как он себя ведет? Цезарь был спокоен. Раз спокоен, значит, зверь находится далеко. С другой стороны, если тигр почувствует пса, то собаке не спастись – нет у нее шансов.
Больше всего собак тигры крадут в деревнях – ни одной не оставляют.
Вернувшись на заставу, Кацуба предупредил Татарникова:
– Тигр может вернуться.
Тот, плотно сжав губы, озабоченно покачал головой.
– Большой, говоришь, был экземпляр?
– Да корове хребет перешибет запросто. Даже к гадалке не ходи.
По лицу Татарникова проползла тень.
– Придется предупредить наряды, чтобы оглядывались почаще и вообще прикрывали тыл, – Татарников качнулся на стуле и заглянул в окно, под переплет рамы. – Темнеть что-то стало рано.
– Зима. Через полтора месяца счет пойдет в сторону весны и света. Тогда лучше будет.
– Романтик ты, Федорыч… Молодец, держишь марку – о весне думаешь.
В старом доме заставы, сложенном по-купечески вольно, с просторными помещениями и крашенными коричневой немаркой краской полами было тепло, уютно потрескивала печка, у двери подремывал, совершенно не опасаясь начальнического окрика, дежурный, с кухни приносился дух чего-то мясного: кажется, тетя Надя готовила для бойцов обещанные пирожки с ливером, умела она делать это дело как никто.
Еще лучше у нее получались пирожки с грибами, а еще лучше – с рыбой: это когда бойцам удавалось наловить в Васиной речке зубатки, гольянов – в пирожки и в уху шла рыба всякая… Главное, чтобы она была. Получались у тети Нади пироги и с картошкой – объедение!
После гибели мужа, старшины заставы Васькова, тетя Надя осталась одна и, похоже по всему, теперь до конца жизни останется одна – вряд ли ей уже удастся выйти замуж…
Заставу свою Кацуба считал родным домом, бойцов, особенно старичков, – родичами, такими же близкими людьми, как и армавирская Алевтина и ее племянник Колька, и если на заставе начинало пахнуть домом, это грело душу Кацубе. Жаль только, что обстановочку такую создать удавалось не всегда…
Утром на заставу пришло сообщение – в Тарасовке, большом казачьем селе, расположенном в пятнадцати километрах отсюда, тигр ночью утащил полуторагодовалого телка.