Опасная тропа

Любимый, все смотрели на меня так, будто на лбу у меня внезапно зажглась звезда… «Цуэри, тебя вызывает Париж!». Я-то знала, кто меня вызывает: ты, ты, мой дорогой человек! Все подруги сбежались к телефону, поэтому я говорила с тобой по-шилагински… Потом меня засыпали вопросами: кто говорил, кто он, живет в Париже? А я молчала, и сердце мое замирало от радости… Одна девушка сказала: «Это ее принц!». И я была ей благодарна: ты мой принц, Нури! Как в сказке Экзюпери… Сказочной делаешь ты мою жизнь. Девочку из аула Шилаги вдруг вызывает Париж!

Я так хочу видеть тебя, мой единственный! Приезжай скорее… Помнишь, из Парижа ты назначил мне свидание на горе Таркитау у нашего боярышника. Я ждала и не верила: где Париж, а где Таркитау? А если поезд задержится или день будет нелетным? И вдруг ты подъехал на милицейском мотоцикле с коляской, сошел и сказал:

— Здравствуй, вот и я!

Я глазам не верила. Взглянула на часы: ровно три, как было сказано из Парижа.

Милиционер отдал честь, недоуменно взглянул на меня и уехал.

Это было как во сне.

А ты, обнимая и целуя, повторял:

— Цуэри, здравствуй! Здравствуй, Цуэри! Это я, Нури, твой Нури.

И ты опустился передо мной на колени, любимый мой, единственный.

Никогда, наверное, я не смогу забыть того трепета и тех радостных волнений, что я испытала с тобой в день Седьмого ноября в Москве, мой дорогой Нури. Ты, наверное, нарочно выбрал тот гостиничный номер с окнами на Красную площадь. Я впервые увидела парад и демонстрацию. Так было все хорошо видно, будто мы с тобой, Нури, находились на трибуне около Мавзолея. Такая неудержимая радость и гордость в нас бурлила за людей наших, за этих солдат в строгих и стройных колоннах, за страну нашу! По радио в это время с Красной площади звучали комментарии о празднике. И вдруг твой голос:

«Слушай, Цуэри, кажется, это я говорю с Красной площади!» — воскликнул ты. Да, это был твой голос. Ты читал восторженные стихи о Красной площади. Нури, родной мой, какой ты у меня хороший, любимый мой! Ты поднял меня на такую высоту, что я стала понимать жизнь по-другому…

Я слушала радио и чувствовала необъяснимое желание высказаться перед народом. Слова рождались в душе, им становилось тесно: