«Здравствуйте, люди, — хотелось сказать мне, — с праздником вас всех, где бы вы ни находились. Хороший день сегодня, радостный. Сегодня не просто праздник, а великий праздник. Во все времена этот день будет необычным. Он вошел в нашу жизнь, в наше сознание, и не отнять его никому. Да здравствуют восторг и любовь! Как хорошо, что человек может любить людей, страну, землю свою. Я люблю всех-всех, и очень люблю своего Нури. Счастья вам, люди, и радости, да сбудутся все надежды и желания ваших сердец. Слава вам, люди-побратимы! Да здравствует жизнь!».
Как ты думаешь, Нури, люди поняли бы меня? Мне кажется, что из-за того, что есть еще на земле и дурные люди, мы теряем доверие порой и к добрым. А ты, я не сомневаюсь, если придется, готов погибнуть за людей, за меня; этому я втайне радуюсь и горжусь, что есть на земле такой человек!..
В последнее время на меня неведомо откуда набегает порой ледяная волна тревоги. Я боюсь чего-то, очень боюсь, предчувствие тяжкое томит меня, мой Нури, мой любимый. Что будет? Что мне делать? Хмурым становится наше бирюзовое небо… И хочется мне, чтобы ты поскорее приехал, был со мной рядом. Приезжай поскорее!
Твоя Цуэри».
ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ
Это, в сущности, не письмо, а записка на хорошей голубой бумаге, написанная витиеватым почерком.
«Ты всегда стоишь передо мной со своей чарующей улыбкой, девочка ты моя шилагинская. А помнишь, мне должны были прислать гонорар в Москву, но не присылали несколько дней, и я был печален. Нет у бухгалтеров жалости к поэтам… Мы вместе ходили на телеграф. Тебе я сказал, что жду сообщения, а ждал денег. Их не было… И вдруг обнаруживаю у себя в кармане тридцать рублей: целое состояние в ту безденежную пору! Ну, а когда я богат… Герой моей поэмы говорит, что каждый день теряет по сто рублей из-за того, что у него нет денег… По-моему, верно сказано! И если раньше я заказывал тебе самые изысканные блюда, то теперь предложил пойти в пельменную, — и ты согласилась.
Как мне хочется, родная, чтобы ты была сейчас рядом. Когда ты со мной, кажется, что весь мир завидует мне. Помнишь, как только зашли мы в пельменную, все обратили на тебя внимание. И я невольно посмотрел на твою длинную косу, на твои нежные руки, яркий цветастый платок… Ты смутилась, оглянулась, щеки твои заалели.
— Что они так смотрят? — спросила ты, потупив взор.
— Любопытство.
— А что во мне такого нашли, тоже мне…
И тогда одна из женщин подошла к тебе:
— Простите, пожалуйста, за любопытство, какой вы национальности?
— Дагестанка, — ответила ты.