Опасное наследство

– Боюсь, Катерина была необъективна и видела перед собой того человека, которого хотела видеть. А епископ рассматривал смерть королевского сына как возмездие грешнику, который занял трон без благословения Божьего. Это совершенно убийственное суждение. И еще Рассел осуждал желание короля жениться на своей племяннице Елизавете, говоря, что это кровосмесительная страсть, противная Господу. Он пишет, что королева стала чувствовать себя хуже, потому что Ричард перестал заходить в ее спальню, ссылаясь на то, что это рекомендовал ему придворный лекарь. Ясно, что епископ считает этот предлог надуманным! Да что говорить, он напрямую утверждает, что король собственной жестокостью ускорил смерть жены. Далее Рассел пишет, что советники Ричарда отговаривали его жениться на Елизавете, предупреждая, что, если он сделает это, против него поднимется весь север, обвинив его в смерти королевы Анны. В конце концов он отказался от этой затеи, хотя и очень неохотно.

– Это показывает Ричарда в дурном свете.

– Согласен. Но, описывая битву при Босворте, Рассел пишет, что Ричард получил в сражении множество смертельных ран, однако даже не пытался бежать, а пал на поле боя как мужественный, отважный воин. Но если это похоже на похвалу, то имейте в виду: сразу же вслед за этим епископ утверждает, что само Провидение даровало великую победу Генриху Тюдору. Рассел действительно объективно излагал факты: о героической смерти Ричарда широко известно. И это все, миледи. Никаких окончательных выводов мне обнаружить не удалось. И хотя впечатление в целом складывается такое, что принцы, вероятно, были убиты, доказательств этому по-прежнему нет. – Он разочарованно качает головой, а потом заключает: – Я вижу, вы устали, миледи. Вам нужно отдохнуть. Позвольте поблагодарить вас за интереснейшую беседу, которая доставила мне немалое удовольствие. Желаю вам доброй ночи.

Лейтенант уходит, а я погружаюсь в размышления: будет ли когда-нибудь разгадана тайна принцев? Возможно, никто никогда так и не узнает, что же с ними случилось. Вряд ли они все еще живы, а поскольку за последние восемьдесят лет о сыновьях Эдуарда ничего не было слышно, вполне вероятно, что они действительно были убиты по приказу Ричарда.

Несколько дней спустя сэр Эдвард вновь навещает меня и сообщает, что просмотрел архивы Тауэра, но не нашел ничего, что могло бы нас заинтересовать.

Я страшно разочарована. Где-то непременно должна быть разгадка. Я снова перечитываю записки Катерины – не упустила ли чего. Но ничего нового не нахожу. У нас есть только намеки, недосказанности и странное заявление епископа Рассела о том, что принцы были изолированы . В который уже раз я тщетно ломаю голову над тем, как, каким образом могли совершенно бесследно исчезнуть два мальчика?

Я задаю себе этот вопрос и внезапно понимаю, что смотрю из своего окна на мрачные стены Тауэра. Кажется, я наконец-то поняла! Ответ кажется мне вполне очевидным.

Кейт Ноябрь 1485 года, Вестминстерский дворец

Кейт крадучись спустилась по винтовой лестнице и вышла во двор. Утро было пронзительно холодным, и она надела самое теплое свое платье, а поверх – плащ с меховой подкладкой и капюшоном, полностью скрывавшим лицо. На последнем настоял Уильям. Ему она сказала, что идет повидаться с матерью, вознеся безмолвную молитву Господу, в которой просила прощения за эту ложь. Она и в самом деле собиралась встретиться с Кэт От, но первые два часа хотела провести не с нею. Кейт надеялась, что мать не придет навестить ее раньше.

Уильям, как она и предполагала, попытался ставить ей палки в колеса.

– Разве твоя мать не может прийти сюда? – спрашивал он, хмуря брови.

– Нет, – отвечала Кейт, – не может. Мы с ней договорились встретиться в часовне Святого Стефана: хотим возблагодарить Господа за то, что воссоединились, а потом остаться на десятичасовую мессу.

«Да простит меня Господь за эту ложь», – беззвучно молилась Кейт, надеясь, что Уильям не будет настаивать на том, чтобы сопровождать жену.

Он и не настаивал. Граф отправлялся на охоту вместе с Генрихом и другими лордами, заслужившими королевскую благосклонность, а потому ни о чем другом и думать не мог. В восемь часов он ушел, оставив жену.