– Да. Когда это случилось с Дэвидом Ангусом – это задело меня за живое. И каждый раз задевало, когда я смотрела на Сэма. И я никогда не переставала об этом думать, целыми днями, каждый день. И это все никак не встраивается в мою картину мира: что человек, который похитил и убил этих детей – детей вроде Сэма – это женщина. Я женщина. И я даже близко не могу себе такое представить или понять. Спроси меня, я бы сказала, что такое просто не может случиться.
– Большинство людей с тобой бы согласились.
– Мне кажется, что мы меняемся. Женщины. Девочки ведут себя как мальчики. Они проявляют мужскую агрессию, и у них мужское отношение ко всему – они пьют как мужчины, они дерутся как мужчины, иногда даже с большей готовностью.
– Каждый субботний вечер в центре Бевхэма.
– Я всегда учила Ханну быть сильной, иметь свое мнение и уметь его отстаивать, мыслить независимо… Может, я вообще делаю все неправильно?
– Я бы не стал беспокоиться. У нее очень девчачья розовая спальня.
– Когда я училась, я была одной из трех девушек среди семнадцати мужчин у себя на потоке. Если Ханна пойдет в медицину, она увидит обратную картину.
– А это проблема?
– Нет, конечно, нет. Но тут требуется полностью изменить структуру отношений. В том числе принципиального отношения мужчин к жизни.
– Я не думаю, что Эдди Слайтхолм вписывается в твою новую концепцию… Ей тридцать восемь. Она одинока. Я не знаю, что заставило ее пойти на такое, но очень сомневаюсь, что это новое социальное мироустройство.
– А что тогда?
– Ты мне скажи.
– Я не психиатр.
– И не надо. Просто вспомни… Не так давно у тебя был опыт достаточно близкого знакомства с психопатом… Ты видела, как он себя ведет.
Кэт покачала головой.
– Не надо.
Она не могла допустить, чтобы эта черная тень омрачила такой замечательный солнечный день.
– Ладно, просто дело в том, что убийца-психопат – это убийца-психопат… Одиночка, не имеющий никакой способности выстраивать нормальные отношения, жалкий фантазер, человек без стыда и совести, ведущим принципом которого является самоудовлетворение любой ценой. Мне кажется, это на удивление асексуальное состояние.
– Дело не может быть в этом. Тогда среди женщин и мужчин было бы одинаковое количество сумасшедших убийц, а это не так. Я не могу назвать практически ни одной женщины, которая убила бы, находясь в таком состоянии.
Саймон замолчал, не переставая прокручивать между пальцами тонкую ножку своего бокала.
– А как насчет женщин, которые берут заложников?… Или угрожают кому-то физической расправой? – спросил он после пары минут раздумий.
– Такое бывало… Партизаны… Женщины-солдаты. Есть женщины – религиозные фанатики, женщины – террористки-смертницы.
Он покачал головой.
– Я не беру войну.
– Я могу себе представить такое в какой-то экстремальной домашней ситуации. Кризис в семье? Кто-то, доведенный до крайности… Но такое встречается совсем уж редко, разве нет?
– Патрульные такое видят сплошь и рядом. Добавляем туда еще алкоголь или наркотики, и ситуация ухудшается в разы.
– А что заставило тебя задуматься о бытовом насилии и заложниках?
– Вчерашний день.
– Да, до меня в церкви дошли слухи. Обычно не ожидаешь, что бешеный псих решит забрести в английский собор.
– Не уверен, что он псих. У него умерла жена. Он хотел отомстить богу, и Джейн Фитцрой показалась ему самым удачным средством. Но она оказалась даже чересчур христианкой. Не стала выдвигать обвинения по причине какого-то неуместного милосердия.
– Ну если у него горе…
– Много у кого горе.
– Я не уверена, что мне нравится этот новый суровый старший инспектор.
– Привыкай к нему.
Кэт уголком глаза взглянула на своего брата. И тут она засмеялась:
– Наверное, вашего парня уже передали другому отделу?
– Некого было передавать. Он исчез. У нас не было причин его задерживать.
– Интересно, знает ли нас Джейн. Или он, раз уж на то пошло. Он местный?
– Ага. Из тех новомодных перестроенных районов у канала.
– Макс Джеймсон! Боже мой, я должна была догадаться! Его жена умерла… Лиззи. Прекрасная, милая Лиззи Джеймсон. У нее была болезнь Крейтцфельдта – Якоба. Первый случай в моей практике и, надеюсь, последний. Мне нужно с ним увидеться.
– Зачем?
– Потому что я его врач, Сай… Что тебя так беспокоит?
– Ты слишком сознательная, вот что. Если ты ему понадобишься, он запишется на прием.
Кэт фыркнула.
– Добивай бутылку, – сказала она, поднимаясь, чтобы пойти в дом. – Может, хоть это тебя смягчит.
Двадцать
Решетка отодвинулась. В проеме сверкнули глаза. Она шарахнулась назад, но они увидели ее. Они видели ее всегда и везде, пока она была в камере. Она пыталась, вытянувшись, лечь на пол. Но они видели ее. Они приходили каждые пятнадцать минут. Решетка отодвигается. Глаза. Глаза вращаются, ищут. Фокусируются. Видят ее. Смотрят секунд двадцать. Решетка снова закрывается.