Новостям о появлении в суде Эдвины Слайтхолм – если это можно было назвать новостями – были посвящены все выпуски на всех радиостанциях. Она не признавала себя виновной ни по одному из пунктов, заявления о внесении залога не поступало. Саймон представлял ее на скамье подсудимых – как она сидит там, маленькая, тонкая, темноволосая, бесстрастная. Она не сказала ничего ни ему, ни другим офицерам полиции и, как он полагал, не скажет никому, даже мозгоправу. Он ведь знал и других убийц. Не считая тех, кто убил в момент ослепления или отчаяния, или в приступе подогретой алкоголем или наркотиками ярости, они все демонстрировали одинаковую непробиваемость – выводящее из себя, почти что высокомерное нежелание участвовать в нормальном взаимодействии между человеческими существами. Он вспомнил ее на выступе скалы, когда она сидела рядом с ним и жутко боялась, и злилась на себя за это. Она защищалась. Закрывалась. Сможет ли кто-нибудь когда-нибудь раскрыть, почему она делала те невообразимые вещи с детьми, которых еще и было бог знает сколько? Может ли быть здесь что-то похожее на причину? Ее лицо неподвижно застыло перед его глазами, и тут он внезапно понял, что хочет сделать. Он хотел нарисовать ее, точно поймать ее выражение, запечатлеть эту темную шапку волос и непроницаемый взгляд на бумаге, чтобы закрепить их в вечности. Он нечасто работал по памяти, но решил, что в этот раз может попробовать. Может быть, проанализировав каждую черточку ее лица, вглядевшись в ее глаза, какими он их помнил, изучив изгиб ее губ и наклон головы, постаравшись целиком и полностью ухватить ее образ, он сможет проникнуть в ее разум, угадать ее мотивы. Может быть.
«Тридцативосьмилетняя женщина, Эдвина Слайтхолм, появилась сегодня…»
Он убавил громкость радио и прибавил скорость – он хотел, чтобы как можно больше миль отделяли его от Лондона. Он избегал Диану большую часть вечера, только бегло ее поприветствовав. Это было просто, в помещении была куча народу, все хотели с ним пообщаться. Один или два раза он заметил, как она пыталась поймать его взгляд, а однажды специально ушел, когда увидел, что она направляется к нему, огибая спины гостей.
Внезапно прямо перед ним на полосу выскочила машина, и он едва успел нажать на тормоза и избежать столкновения, до которого оставалось несколько сантиметров. Саймон помигал фарами и, разозлившись сам на себя, включил хэндс-фри на телефоне и нажал всего одну кнопку.
– Полиция Лаффертона.
Саймон зачитал вслух номер машины впереди.
– Вы можете известить дорожную полицию, пожалуйста? Мы сейчас приближаемся к Седьмому Перекрестку, и я хочу, чтобы его остановили.
Он медленно откинулся на спинку кресла. Пусть этот придурок перевалит за девяносто или даже за сто, и его как раз можно будет брать.
Тридцать четыре
– Папа?
– Да?
– Это ты?
– Я пытаюсь говорить потише, Эйлин только заснула.
– Черт возьми, папа, это правда или что?
– Это правда.
– Ли как раз смотрела новости и сказала, что имя показалось ей знакомым, и тут вошел я… Боже мой! Что вообще происходит?
– Я не знаю, Кит, я правда не знаю. Все, что я знаю – это что произошло здесь. Она тоже увидела это по телевизору, и, знаешь, еще сказала, что это так удивительно, что кто-то с тем же именем, того же возраста…
– Но это еще и тот же город, папа! Это должна быть она.
– Ну да. Должна. Конечно. Только для нее это шок.
– Значит, Эйлин ничего не знала?
– Конечно, она не знала, как, по-твоему, она могла знать?
– Извини, папа, я имел в виду, с ней никто не связывался – Эдвина или… Я не знаю… Полиция или что-то в этом роде?
– Эдвина… Винни… Она не имела с нами никаких отношений, ты ведь знаешь. С тех пор, как мы поженились. Ни она, ни Джэнет, хотя Винни присылала открытки на Рождество. Я всегда думал, что мне надо что-то сделать, съездить к ней повидаться, увидеться с ними обеими, все наладить. Я не хотел, чтобы Эйлин страдала из-за меня, теряла из-за меня свою семью, но теперь…
– Это уж точно – «но теперь…». Слушай, я приеду завтра и заберу тебя. Вы точно не захотите там оставаться и уж точно не захотите возвращаться на поезде. Я буду там к ужину.
– Нет, нет…
– Даги?
– Подожди… Кит, она просыпается… Я поговорю с тобой позже. Спасибо, мой мальчик, спасибо тебе.
– Даги?
– Все нормально, милая, это был просто Кит.
Эйлин села. Ее лицо горело.
– А почему он звонил? С ним все нормально, с детьми? Чего он хотел? – Она оглянулась вокруг.
– Он сказал, что приедет завтра забрать нас.
Она медленно спустила ноги с кровати и с опаской встала, как будто не была уверена, что выдержит собственный вес.
– Это еще зачем?
– Он сказал, что тебе… Что нам не захочется возвращаться назад на поезде. Вместе со всеми.
– Я не понимаю.
Даги вздохнул. Он не знал, в каком направлении двигаться, что говорить и что делать, чтобы не допустить какой-нибудь страшной ошибки.
– Это просто недоразумение, с которым нужно разобраться, Даги. Я с ним разберусь. Как ты думаешь, мне лучше позвонить им сейчас?
– Кому позвонить, Эйлин?
– В полицию… На телевидение. Нет, им точно не надо.