Опасность тьмы

Кто-то должен был помочь ему во всем этом разобраться. Нужно было спросить молодую женщину-священника, когда у него была возможность. Она могла ему рассказать. Он ругал себя за то, что забыл спросить ее обо всем, что так отчаянно хотел знать. Он даром потратил время, которое они провели вместе. Он мог бы получить ответы на все вопросы, которые перекатывались у него в голове, как шарики в барабане. Он вставил ключ в замок и открыл дверь в длинную светлую комнату.

– Лиззи?

Она была здесь, на другом конце комнаты, всегда была здесь. Волосы, откинутые за спину, глаза, не смотрящие на него, строгое лицо.

Он сел за стол. Тишина заполняла его уши и скапливалась у него в голове, ложась тяжелыми давящими пластами, как сырая земля. Он хотел рассказать кому-нибудь, что случилось, а потом объяснить, как он себя из-за этого чувствует. Лиззи умерла. Лиззи была мертва. Он знал это. Он видел, как она умирала. Он видел ее мертвое тело и видел ее гроб, скользящий сквозь бархатные занавески в горящую печь. Лиззи была мертва. Но он видел ее, видел ее очень часто – на улице, на старом складе, идущую ему навстречу или сидящую в изножье его кровати, когда он просыпался. Его не пугало то, что он видел, но это его смущало. Это был не призрак Лиззи, не образ Лиззи, не Лиззи из его головы, а настоящая Лиззи, из плоти и крови.

Лиззи была мертва.

Единственным человеком, который мог помочь ему, была Джейн Фитцрой. С ней он мог поговорить. Между ними была связь, хотя он ума не мог приложить, почему или как она возникла.

Он пошел к шкафу, достал оттуда бутылку виски и налил себе полстакана, добавив сверху воды из-под крана на два пальца. Когда он это выпьет, он наберется храбрости, чтобы пойти к ней. У виски был вкус огня, соли и дыма. Сначала он глотнул немного, но потом залпом выпил остальное, и огонь пополз вниз по его груди, потом упал в желудок, а затем пламя начало змеиться по его венам, стремясь к голове. Он глубоко вздохнул.

Если он увидит Лиззи на улице, он сможет взять ее с собой, чтобы Джейн поверила ему. Когда она увидит, как они идут вместе, ей придется поверить. На секунду он вспомнил о предупреждении, что ему нельзя разговаривать с Лиззи, приближаться к ней, заикаться о ее существовании, и о том, что он согласился на все это, поставил под этим свою подпись. Но он не собирался причинять ей никакого вреда. Он не понимал, как они вообще себе это представляют, ведь Лиззи была его женой, и он любил ее. Он пошел за ней, заговорил с ней, назвал ее по имени, попытался уговорить ее ответить ему, пойти за ним, пойти вместе с ним домой, чтобы все снова стало нормально, но он никогда не обидел бы ее. Когда она оступилась, упала и закричала, он только хотел помочь ей, присмотреть за ней, увести ее к себе и позаботиться о ней. Он пытался им это сказать. Они сделали вид, будто слушают, но потом напали на него, как собаки, которые кусаются и лают на тебя, когда ты гладишь их из доброты.

Он налил еще стакан виски и на этот раз не стал озадачиваться насчет воды. Вода разбавляла огонь, который должен был пылать в нем и воспламенять его мозг.

Когда он проглотил его, он вышел.

Сорок пять

Натан Коутс толкнул дверь уголовного розыска и осмотрелся. Несколько человек сидели за своими столами.

– Кто-нибудь знает, новый констебль уже здесь?

– Кармоди? Да, пошел в туалет. Он тебе нужен?

– Какая-то расистская дрянь в Баттл-корнер. Старший инспектор хочет, чтобы я взял его с собой и немного ознакомил с обстановкой.

Дженни Озбрук скорчила гримасу.

– Думаю, сейчас ты поймешь, что он с ней уже знаком.

– Что такое?

– Увидишь. – Она кивнула в сторону двери. – Пока, ребята, я в суд.

Натан заметил мужчину, который только вошел, придержав дверь как раз в тот момент, когда Дженни потянулась к ручке. Не находись он сейчас в офисе уголовного розыска, он мог бы вполне уместно смотреться в камере предварительного заключения. Он был не особенно крупный, вряд ли выше метра восьмидесяти, но невероятно коренастый. Он состоял из одних мускулов, а его голова была настолько гладко выбрита, что блестела. На затылке у него был какой-то странный выступ, нависавший над шеей. Он был одет в темно-синюю футболку, галстука не было.

Натан подошел к нему.

– Привет, я Натан Коутс.

Кармоди посмотрел на него.

– Слышал о тебе. Юный гений.

Натан почувствовал, как краснеет, и жутко разозлился из-за этого сам на себя.

– Не такой уж я молодой.

– Скажи это мне, солнышко.

Он должен был осадить его, поправить, заставить его обратиться к нему «сержант». Но он не мог. Его не заставляли чувствовать себя таким маленьким и глупым уже очень, очень давно.

Кармоди залез в «Хонду», достал расплющенную упаковку жвачки у себя из кармана и развернул последнюю пластинку. Он смял бумажку и сунул ее в отделение для мусора в дверце.

– Эй, мог бы выкинуть на улице, моя машина не помойка.

Кармоди закатил глаза, вытащил ее обратно с издевательской осторожностью и, держа упаковку кончиками пальцев, сказал:

– Что бы вы хотели, чтобы я с ней сделал?

– Не испытывайте мое терпение.

Констебль вытянул вперед ноги и сложил руки на груди.