Опасность тьмы

Констебль пнул бумажку по направлению к стоку и продолжал пинать, пока она не докатилась до канализационной решетки. Он скинул ее в одно из отверстий носком ботинка. Натан наблюдал за ним. Он был раздражен, но он был не уверен, как именно ему надо вести себя с этим человеком. Проще всего, по крайней мере на данный момент, казалось просто его игнорировать и обращать внимание только на поставленную задачу.

– Ладно, ты берешь те два дома – 14 и 16, а я возьму 21 и 23.

– Зачем?

– Спросим, попадались ли им листовки и не пихали ли им что-нибудь в почтовые ящики, а еще надо узнать, может, кто-то что-то видел или слышал… Как обычно.

– Если у них есть голова на плечах, то ничего они не видели…

– Это еще что значит?

– Ладно, 14 и 16. Будем надеяться, они говорят по-английски.

Кармоди медленно зашагал вниз по дороге. Натан наблюдал за ним. Он не хотел поворачиваться к нему спиной. Не то чтобы констебль был не прав. Никто ничего не видел, а даже если бы и видел, то никогда бы не сказал. Их нельзя было за это винить. Они имели дело не с кучкой мелких сопляков из Дульчи, прогуливающих школу в поисках приключений. Мелкие сопляки не распечатывают листовки.

Кармоди отошел от дома 14, жестом показывая, что ему там не ответили. Он постучался в следующую дверь.

Они практически ничего не добились. Одна женщина показала им листовку. Другой мужчина быстро дошел до своего дома и встретил их снаружи, когда они приблизились к нему. На их вопросы он просто качал головой.

– Я же говорил, – сказал Кармоди. – И что тут прикажешь делать?

– Спрашивать дальше.

Синагога была закрыта, но смотритель жил в прилегающем к ней здании и оказался дома. А еще он оказался очень разговорчивым. Он сделал множество фотографий граффити, собрал все листовки, которые только смог найти, кучу времени потратил, наблюдая за улицами, и сформировал свое собственное, вполне определенное мнение по поводу того, кто был за все это ответственен.

Неонацисты. Отморозки из Бевхэма, состоящие в местном ответвлении крупной националистической организации. Хорошо подготовленные, организованные, с четким планом. Это была общемировая проблема, потому что евреев ненавидят по всему миру, так это организованный на интернациональном уровне альянс антисемитов и расистов.

– Бред сивой кобылы! – сказал Кармоди, когда они шли обратно к машине. – Я думал, мы там до вечера просидим. Совсем уже шарики за ролики заехали.

– А у тебя бы не заехали?

– Могу поспорить, благодаря вам они чувствуют себя очень важными, сержант.

– Я половину времени вообще не понимаю, чего ты несешь. Мне нужен кофе.

– Ты ведь такой правильный, да? Пуговичка к пуговичке, загляденье. Ты далеко пойдешь, Нэйт, очень далеко. Ты знаешь, как пробиться. А я что? Я прихожу, делаю свою работу, иногда сажаю пару преступников, чтобы народ спокойнее спал в своих кроватях, и плюю на остальное. Можешь называть меня старомодным.

– Никак я не хочу тебя называть. Залезай.

– Просто зря тратим время.

– Нет. Еще много чего надо сделать.

– Тот смотритель был прав. Это все – на национальном уровне. Лаффертон – это ничто. Точка на карте. Они уже за сотню километров отсюда. – Он уселся на пассажирское сиденье и сложил руки. – Значит, ваш старший инспектор…

– Оставь его в покое.

– А что, неровно к нему дышишь, да?

Натан почувствовал, что у него уже чешутся кулаки. Но ударил он в конце концов только по своему рулю.

Джо Кармоди рассмеялся.

– Ты так ведешься на это, – сказал он, – каждый раз. От этого только смешнее. – Он протянул руку и ущипнул Натана за щеку. – Сержант.

Сорок шесть

Она не показалась ему знакомой. Ей было, может, тридцать, может, больше или меньше, по молодым женщинам ему всегда было сложно это определить. У нее были хорошие волосы – прямые, темные, заколотые с обеих сторон и открывающие лицо. Милое лицо. В форме сердца. Замечательные глаза. Темно-голубые. Она улыбнулась. Милая улыбка. Немного… застенчивая? Нервная? Она сразу заставила его к ней проникнуться. Через плечо у нее была перекинута большая сумка. Зеленая. Ярко-зеленая. Забавно. Раньше женские сумки были коричневые, или черные, или темно-синие, а теперь розовые и со стразами. Или ярко-зеленые.

Все это пронеслось у него в голове в считаные секунды после того, как он открыл дверь. Она не хотела ничего ему продать. Это он мог сказать наверняка. Она была слишком хороша для этого.

– Здравствуйте. Извините, что беспокою вас, но я ищу миссис Милап – миссис Эйлин Милап. Я поспрашивала, и мне сказали, что это ее дом. Если нет – то прошу прощения за беспокойство.

Он улыбнулся. Она была словно глоток свежего воздуха, и, чего бы она ни хотела, он был ей за это благодарен. Свежий воздух. Луч света. В последнее время этого так не хватало.

– Никакого беспокойства, моя милая, это тот дом.

– Ну слава богу. Ненавижу ситуации, когда я кого-то отвлекаю, а человек занят, и он спускается по лестнице, а это оказывается даже не тот дом… – Ее лицо как будто выражало облегчение, волнение, радость и смущение одновременно. Она ему нравилась.