Опасности городской жизни в СССР в период позднего сталинизма. Здоровье, гигиена и условия жизни 1943-1953

Именно этот процесс самоотрицающего роста помогает объяснить постоянное доминирование тяжелой промышленности в советской экономике. Сторонники «теории групп интересов» пытались объяснить это явление ссылками на преобладающий политический вес, которым обладали во властных кругах наркомы (позднее министры) и руководители в тяжелой промышленности и который использовали для требований несоразмерно высокой доли ресурсов для своих предприятий. Это наблюдение, безусловно, справедливо, у него есть реальные основания. Напрасные траты сырья приняли такой размах, что сектор тяжелой промышленности требовал огромных вливаний, просто чтобы экономика хотя бы стояла на месте. Если 10-20 % (или даже больше) добываемого угля вы теряете при доставке, или вынуждены потреблять его больше из-за плохо спроектированных либо плохо построенных доменных печей, или в этом угле высокое содержание золы, то вам неизбежно потребуется больше угольных шахт для добычи большего количества угля. Соответственно, это требует больше добывающего оборудования, больше рельсов, вагонеток, подвижного состава и локомотивов, чтобы доставить его до места назначения. Если вы производите слишком много низкокачественной стали, на строительных площадках и машиностроительных заводах приходится использовать больше стали при возведении зданий или изготовлении станков. Это значит, что вам требуется больше сталелитейных заводов, а для них вам потребуется, в свою очередь, изготовить все то, что необходимо для возведения и оснащения сталелитейного завода. Если оконное стекло столь непрочно, что дает трещины почти сразу после установки в окнах нового здания, то вам требуется больше стекольных фабрик для выпуска большего количества стекла, которое, в свою очередь, разбивается и требует замены. Можно продолжать долго, но идея, я думаю, уже ясна. Гипертрофированное развитие тяжелой промышленности в Советском Союзе было не только результатом идеологической идеи-фикс Сталина и его плановых органов (а также всех последующих поколений советских плановиков) и не только результатом ресурсных войн между комиссариатами или министерствами. Это был закономерный результат экономической системы, которая не могла продуктивно использовать значительную часть того, что она производила. Напрасные траты, или самооотрицающий рост, стали драйвером развития сталинской системы, той силой, которая способствовала экстенсивному экономическому росту. В то же время, однако, они стали главной причиной нестабильности системы в долгосрочной перспективе и, в конце концов, стагнации.

Мы можем рассмотреть эту проблему с другой точки зрения. Согласно Марксу, антагонистические отношения между наемным трудом и капиталом сами по себе выражали противоречие между потребительной и меновой стоимостью. Рабочая сила была «потребительной стоимостью» (use value), объектом использования, который выполнял полезную работу, преобразовывая средства производства в товары, предназначенные для продажи на рынке, то есть создавал ценность. При этом действии полезные свойства отдельных форм труда стирались и труд становился абстракцией, или гомогенным трудом: рабочая сила одного человека легко заменялась рабочей силой другого, равно как и товары, произведенные ими, были взаимозаменяемы на рынке, поскольку обладали равной (абстрактной) меновой стоимостью. Товары, разумеется, представляли собой полезные предметы, полезную ценность, но при капитализме они не могли быть использованы без такой стадии, как продажа на рынке, где товары превращались в деньги. Если им не удавалось найти покупателя, их потребительная стоимость терялась, тратилась напрасно. Особенно хорошо это становится заметно в период острых кризисов капитализма, в частности во время Великой депрессии или в период кризиса, порожденного коллапсом банковской системы в 2007-2008 годах. В 1930-е годы люди голодали, в то время как фермеры вынуждены были забивать скот и закапывать его в землю, потому что его цена на рынке не могла покрыть стоимость корма. Заводы и строительные площадки опустели, хотя люди отчаянно нуждались в одежде, обуви и домах. Сегодня, почти 80 лет спустя, мы видим практически идентичную картину.