Опасности путешествий во времени

Думаю, Айра Вулфман любил меня. По-своему, без намека на секс или желание обладать мною, но все-таки любил.

* * *

Красивое место. И, хотелось бы верить, безопасное.

Университетский дендрарий в северной части кампуса.

В знакомых нам с Айрой САШ-23 не существовало государственных земель – лакомые парковые зоны и девяносто процентов исторических национальных парков, включая Йеллоустон, Гранд-Каньон, Йосемити и прочие, перешли в частные руки, а новые владельцы превратили их в рудники, нефтяные скважины, делянки и курорты для богачей.

Попытка проникнуть на частную территорию каралась смертью. (Самые тяжкие преступления в САШ относились к категории НПС – нарушение прав собственности, – уступая лишь измене и подрыву авторитета властей.) Живописные участки на атлантическом и тихоокеанском побережье были обнесены высоким электрическим забором и охранялись вооруженными парнями в форме. В качестве «парковых зон» рядовому населению предлагались заброшенные полигоны с химическими отходами, свалки и болотистые топи. (Местечко Бернт-Флай-Бог, штат Нью-Джерси, расположенное в десяти милях от Пеннсборо, попало под знаменитую программу очистки и с тех пор считалось безопасным для пикников и водных видов спорта, однако наведывались туда исключительно представители ЦК-4 и выше.) Вот почему дендрарий Вайнскотии стал для меня приятным сюрпризом.

Вулфман тоже любил дендрарий. Впервые очутившись в Вайнскотии, двадцатилетний Айра – гордость Гарварда, подававший огромные надежды в области компьютерных технологий, математики и когнитивной психологии, – был совершенно деморализован, сбит с толку, и именно дендрарий помог ему сохранить рассудок.

В прежней жизни Вулфман увлекался легкой атлетикой. Однако в Зоне 9, на заре пятидесятых, бег считался уделом профессиональных спортсменов. Кстати, кроссовок тогда не было и в помине, только кеды.

Дендрарий примыкал к сельскохозяйственному колледжу Вайнскотии. Парк простирался на сотни акров, переходя в лес, граничивший с заливом Вайнскотия-Бэй. А последний впадал в озеро Мичиган на востоке – увы, его мне довелось увидеть лишь на фотографиях и на карте. (Озеро Мичиган лежало далеко за пределами отведенного мне радиуса в десять миль; то же самое касалось мелкого водоема Холлоу на востоке.) К февралю 1960-го я не решалась отойти дальше чем на две-три мили от центра моего места жительства в Зоне 9, коим являлся Экради-Коттедж.

О своем «центре» – Грин-Холле – Вулфман отзывался пренебрежительно.

– Если приспичит, легко нарушу границы. Просто возьму и уйду. А еще лучше – уеду на велосипеде.

Его бравада завораживала и одновременно внушала чувство стыда.

– В лабораториях животные зачастую боятся покидать клетку, даже если дверца открыта. Даже если ее вообще нет.

– Но при чем тут мы? Не понимаю.

Неужели Вулфман испытывает меня? Проверяет, насколько я безрассудна, или наоборот? Истерзанная одиночеством, я неоднократно воображала побег из Вайнскотии, но никогда бы не осмелилась воплотить свои фантазии в жизнь. Я не сомневалась, что постоянно нахожусь под колпаком. За мной неотступно следили с экрана где-то в казематах САШ-23. Стоит хоть на дюйм отклониться от десятимильного радиуса, и меня испарят – незамедлительно.

Разве не на моих глазах испарили старшеклассника, чье имя начиналось на З? Не его ли лицо исказилось в гримасе недоверия за секунду до того, как взорвался его череп?

Я пыталась рассказать о сцене казни, транслируемой через мониторы Дисциплинарного отдела госбезопасности по надзору за молодежью, но Айра резко перебил меня, не дав закончить.

– Скорее всего, ты видела инсценировку. Снять можно все что угодно.

– Говорю тебе, это правда! Все было по-настоящему. Нас, четверых спикеров, лауреатов стипендии патриот-демократов, привели на допрос. Требовали сознаться в заговоре, в противном случае к одному из нас применят дисциплинарное наказание…

– Рядовой обыватель не отличит виртуальную постановку от реального действа, особенно по ТВ. Уж поверь! Мне ли не знать.

Почему Айра не может проявить хоть каплю сострадания? Я нутром чуяла: паренька, чье имя начиналось на З, казнили, он умер вполне реальной, не постановочной смертью. Мне ли не знать!

Локальная атака дроном расщепляет объект меньше чем за минуту, из летательного аппарата размером со снегиря выстреливает лазерный луч и воспламеняется при соприкосновении с целью, обращая ее в пыль.

Меня трясло от волнения и негодования. Смерть парнишки произвела неизгладимое впечатление и, в отличие от других недавних событий, прочно врезалась в память.

– Готова поспорить, тебе не случалось наблюдать ЛАД в действии. А вот мне – наоборот, – мрачно похвасталась я.

Вулфман намеревался возразить, но передумал и резко зашагал вперед.